Я кивнула. Стало немного легче. Может, моя привязанность к ребенку действительно превышает норму?
Рома достал из кармана небольшой конверт и продолжил: – Я знаю, как ты устала. Каждый день ты проводишь с ребенком, а еще успеваешь работать. Наверное, поэтому сейчас тебе так сложно перестроиться, когда Ксюша с бабушкой в Новороссийске, а я работаю в Москве. Поверь, для нее полезно немного отвыкнуть от нас, да и нам нужно о многом подумать. Я хочу измениться, чтобы лучше понимать тебя. Желаю, чтобы моя любимая жена всегда была счастлива со мной. Пойми, все дети вокруг отдыхают летом с бабушками. Это нормально! Я вот, например, до семи лет жил у бабушки и дедушки. И что? – он говорил мягким ровным голосом, в непривычной пропорции сочетая трепет и жесткость.
Я понимала, что мой муж, как всегда, прав. Разве что взгляд его светло-карих глаз излучал неподходящее случаю напряжение, но, наверное, это из-за ответственной работы и волнения за наше будущее, думала я и продолжала молча глядеть на него. Внутри разливалось тепло и росла благодарность за его мягкую поддержку, нежность и любовь, особенно в тот момент, когда они мне были так необходимы.
Затем он положил мою руку в свою большую теплую ладонь и продолжил уже более решительно:
– Обещаю, скоро все в нашей жизни изменится. Осталось уладить вопрос с квартирой и детским садом для Ксюшки, и мы переедем в Москву. А сейчас, дорогая, у меня для тебя сюрприз.
Он вручил мне синий конверт, который все это время держал в руке. Я продолжала непонимающе смотреть на своего заботливого супруга. Потом развернула лист и прочитала. Это была путевка. На остров Бали. От неожиданности я, кажется, онемела.
– Рома! Ты хочешь отправить меня в Индонезию? Одну? А как же ребенок и моя поездка в Новороссийск? – я выдернула руку. Снова что-то не состыковывалось.
– Светик, тебе надо отдохнуть. Одной, без Ксюши. Ты это заслужила, – Рома тщательно подбирал слова. – В конце концов, это поможет тебе расслабиться и отвлечься от дурацких мыслей. Ксюше там хорошо с бабушкой, и я обещаю, что к твоему возвращению я привезу их в Питер. Главное для меня – снова видеть в твоих глазах свет, обо всем остальном я позабочусь, – он улыбнулся и притянул меня к себе. Сил на споры не осталось.
Мы тепло расстались. Рома спешил на скорый поезд до Москвы, поэтому, получив молчаливое согласие принять подарок, он отказался от чая и быстро уехал. Однако после моего четырнадцатичасового перелета до Индонезии ни скайп, ни мобильный мужа не отвечали. Дозвониться до Ромы никак не удавалось. Что бы это значило? То ли вопрос в часовых поясах, то ли в полевых работах по плановой газификации Московской области. Может, у него украли айфон? Муж как будто растворился, забросив меня за восемь тысяч километров и совсем не волнуясь, как я долетела и что там со мной происходит. Но еще страшнее стало, когда я вернулась обратно и Рома не встречал меня в Домодедово. Он ведь прекрасно знал, что у меня нет денег даже на обратную дорогу до Питера. Как он мог обо мне не позаботиться? Как мог допустить, чтобы я осталась одна в чужом городе без возможности добраться домой? Он что, умер? Или попал в больницу? Я помчалась в Питер, заняв деньги на билет у московских друзей. Оттуда сразу стала звонить университетской подруге Ире, которая находилась в тот момент в Новороссийске. Но та отвечала невнятно и односложно: «Ксюша в порядке. А Рома? Нет, не видела». Кое-как достав денег, я взяла билет до Новороссийска.
20 августа в поезде из Санкт-Петербурга в Новороссийск я не переставая вспоминала последнюю встречу с Ромой, которая совпала с годовщиной нашей свадьбы. Несмотря на рабочий день, муж специально прилетел из Москвы, чтобы поздравить меня. Заметив мою тоску по дочке, он упрашивал меня не обижаться на свекровь, которая под предлогом бесконечно гостивших у нее родственников уже дважды настояла на том, чтобы я сдала билеты до Новороссийска. Она уверяла, что Ксюша прекрасно себя чувствует, что у них сложились замечательные отношения, и если ребенок и скучает по маме, то не слишком. Получив воспитание в семье, где всегда уважали мнение старших, мне ни разу не пришло в голову подвергнуть слова свекрови недоверию или критике. Сразу после отъезда Ксюши с бабушкой на душе стало невыносимо тяжело. Я перестала спать, есть и не могла ни о чем думать. Один раз даже вызвала скорую, но врачи не нашли ничего страшного на кардиограмме, посоветовали успокоиться и что-то прописали. Оставшись летом в опустевшей квартире наедине с детскими вещами и игрушками, я не могла заниматься тем, о чем давно мечтала. Несмотря на то что уже были распечатаны изображения на фотохолстах и со дня на день предстояло открытие моей выставки. Кроме того, давно ждал запуска проект дискуссионного клуба на основе древнееврейской традиции толкования текстов, с которой я впервые столкнулась во время образовательной поездки в Израиль. Однако как я ни пыталась взять себя в руки и сосредоточиться – это абсолютно не удавалось, я жила исключительно ожиданием скорой встречи с дочкой и поездкой к ней в Широкую Балку. Но в то лето время тянулось мучительно медленно и напоминало летаргический сон.
Читать дальше