Николаус Белов - Я был адъютантом Гитлера

В эти недели перманентного кризиса и невероятной активности наших противников приближенные Гитлера стали заговаривать с ним о планах договориться с одним из этих противников о мире. Было ясно видно, что Риббентроп и Геббельс весьма склонны к тому. Они попытались привлечь фюрера на собственную сторону своими соображениями насчет такой договоренности со Сталиным{265}. В принципе Гитлер тоже склонялся к такой возможности, но сказал, что это возможно, только стоя на сильной позиции. Он больше надеется на распад союза наших врагов. Установление взаимопонимания с западными государствами считает исключенным. Черчилль – враг по своему внутреннему убеждению и не успокоится до тех пор, пока Германия не будет разбита, даже если сам при этом потеряет всю британскую мировую империю. На договоренность о мире с Россией он, фюрер, решиться не может, ибо большевики остаются врагами рейха.

Отношение Гитлера к идее сепаратного мира осенью 1943 г. казалось мне двойственным. Но я полагал, что сами по себе он эти соображения полностью не отвергал, даже если потом и вернулся к той точке зрения, что победу может принести только борьба. Однако вскоре он уже стоял на этой позиции совершенно один. Немецкие войска отступали на всех фронтах. Уверенность в победе исчезала, оставалась несломленной только вера в то, что фюрер найдет выход. Вера эта укрепляла у Гитлера сознание своего мессианства, он не мог поверить в то, что все германские усилия и тяготы, гигантские потери от бомбежек и жертвы на фронтах окажутся напрасными. В эти недели осени 1943 г. я видел, что фюрер полон глубокой веры в свою миссию и, как кажется, уповает на чудо.

С другой стороны, было ужасающим констатировать, как все безудержнее рос антисемитизм Гитлера по мере продолжения боев в России. В разговорах с Гиммлером и Геббельсом он не оставлял никакого сомнения в том, что все творимое с евреями его совершенно не беспокоит. В остальном же самым радикальнейшим среди национал-социалистических руководителей казался мне Геббельс, между тем как Гиммлер, при всем том, что он делал, все больше и больше задумывался о будущем.

С осени 1943 г. многие вновь и вновь спрашивали меня: каким же образом мы хотим выиграть войну? Дать верный ответ на этот вопрос мне было очень трудно. Но я никому не позволял подумать, будто сам еще верю в полную победу. То, что, к примеру, делалось в люфтваффе, при все возраставшем превосходстве наших противников в воздухе, показывало: если не случится чуда, поражение неизбежно. В таких разговорах я не оставлял сомнения на тот счет, что изменения в результате успешного применения технически нового оружия (имея в виду новые реактивные истребители и создание «Фау-1» и «Фау-2») считаю возможными, но сам в это не верил. Это новое оружие для исхода войны никакого значения уже больше иметь не сможет, поскольку, как я предполагал, война закончится в 1944 г.

Меня спрашивали и о том, нет ли какого-нибудь способа отстранить Гитлера от власти, иначе говоря – убить. Я категорически отрицал.

Вот уже шесть лет служил я адъютантом фюрера и замечал, что его доверие ко мне постоянно росло. Я был полон решимости выполнять свою задачу, что бы ни произошло. Пусть поворота добиваются другие, раз считают его неизбежным.

Осенью 1943 г. война вступила в особенно жестокую стадию. Удивительным в это время было поведение солдат-фронтовиков. Из миллионов одевших форму сухопутных войск в непосредственных боях на фронтах находилось относительно небольшое число. Значительная часть этих войск была связана подвозом и снабжением. Гитлер снова и снова давал указания прочесывать тыловые службы и армию резерва и отправлять молодые контингенты на фронт. Не знаю, в чем тут дело, но все усилия подбрасывать в большом количестве пополнения измотанным сражающимся частям ожидаемого результата не давали. Численность личного состава всех соединений сухопутных войск была ниже среднего уровня. Командиры батальонов радовались, когда у них имелось 200-300 человек. А когда дело доходило до боя, эти цифры резко падали вниз. Однако дух солдат, их готовность действовать и воля сражаться оставались стабильными, а роль Гитлера как фюрера – неоспоримой. Многие из них были твердо убеждены в том, что у него есть в резерве и оружие, и боевые соединения – основа для новых успехов, пробивающих путь к победе. Но, в отличие от этой уверенности, те, кто мог видеть положение в целом и получить полное представление о нем, знали: поражение – вопрос только времени.