Иоахим Фест - Адольф Гитлер (Том 1)

Гитлер вновь поставил себя в почти безвыходное положение, и, казалось, ему не оставалось уже ничего иного, как с позором отказаться от заявленного с такой помпой намерения сорвать первомайский праздник. Но он избежал этого поражения чрезвычайно характерным манёвром, резко увеличив ставку. Ещё в разговоре с Лоссовом он мрачно угрожал, что «красные митинги» состоятся, если только демонстранты будут «маршировать через его труп», и в этих словах было столько азартного фанатизма, столько дешёвой показной страсти, что в тот момент — как и много раз в последующем — показалось, будто все это на полном серьёзе и свидетельствует о его крайней решимости отрезать все пути к отступлению и поставить само своё существование перед категорической альтернативой — все или ничего.

Так или иначе, но Гитлер отдаёт теперь команду ускорить приготовления. Лихорадочно подготавливаются оружие, боеприпасы, автомашины, а в конечном счёте даже удаётся обвести вокруг пальца и рейхсвер. Вопреки запрету Лоссова он направляет Рема и кучку штурмовиков в казармы, чтобы под предлогом того, что правительство опасается 1 мая выступлений слева, раздобыть в первую очередь карабины и пулемёты. Однако некоторые из партнёров по союзу, видя столь откровенные приготовления к путчу, стали выражать свои сомнения, дело дошло до споров, но тут события опередили актёров — поднятые по приказу о тревоге люди Гитлера уже прибывали из Нюрнберга, Аугсбурга и Фрейзинга, многие были с оружием, группа из Бад-Тельца привезла на своём грузовике старое полевое орудие, а отряд из Ландсхута во главе с Грегором Штрассером и Генрихом Гиммлером прибыл, вооружённый несколькими лёгкими пулемётами. Все они были в ожидании столь желанного и самим Гитлером, в течение этих лет уже сотни раз обещанного национального восстания — «устранения ноябрьского позора», как гласил этот сумрачно-популярный лозунг-раздражитель. Когда же полицай-президент Норц обратился с предупреждением к Крибелю, то получил ответ: «Назад у меня пути уже нет, слишком поздно… и все равно, если и прольётся кровь» [387].

Ещё до рассвета «патриотические союзы» собрались в Обервизенфельде, у «Максимилианеума», а также в некоторых других, заранее определённых ключевых местах города, чтобы выступить против псевдоугрозы социалистического путча. Какое-то время спустя появился и Гитлер, он обошёл территорию, похожую уже на военный полевой лагерь; на голове у Гитлера был стальной шлем, а на груди — «железный крест» первой степени; его сопровождали Геринг, Штрайхер, Рудольф Гесс, Грегор Штрассер, а также командир добровольческого отряда Герхард Росбах, стоявший во главе мюнхенских СА. И пока штурмовики в ожидании приказа действовать занимались боевой подготовкой, их командиры, растерянные, споря друг с другом и все более нервничая, обсуждали, что же делать, поскольку условленный сигнал от Рема все не поступал и не поступал.

А на Терезиенвизе уже проводили свою маёвку профсоюзы и левые партии, шла она под традиционными революционными лозунгами, но без эксцессов и в соответствии с обязывающим к солидарности настроением майского праздника, а поскольку полиция широким кольцом оцепила и лежавший за чертой города Обервизенфельд, то до ожидавшихся столкновений дело так и не дошло. Сам же капитан Рем стоял в это время, вытянув руки по швам, перед своим начальником генералом фон Лоссовом, который уже узнал об акции в казармах и, разгневавшись, требовал возвратить присвоенное оружие. Вскоре после полудня капитан, эскортируемый подразделениями рейхсвера и полиции, появился в Обервизенфельде и передал приказ Лоссова. И хотя Крибель и Штрассер предложили все же напасть на левых, надеясь, что в противоборстве, схожем с гражданской войной, в конечном счёте перетянут рейхсвер на свою сторону, Гитлер затрубил отбой. Правда, ему удалось избежать оскорбительного изъятия оружия прямо на месте — его потом возвратили в казармы сами штурмовики, — но поражение было совершенно очевидным, и этого впечатления не смог снять и яркий фейерверк его выступления перед соратниками вечером того же дня в переполненном цирке «Кроне».

Есть много признаков того, что для Гитлера это был первый кризис личного плана в период его восхождения. Конечно, он мог не без оснований обвинять в первомайском фиаско своих партнёров по блоку, в первую очередь это относилось к щепетильным и твердолобым национальным союзам, но он должен был и признать, что в поведении партнёров проявились и его собственные слабости и просчёты. Но прежде своего неверной была сама концепция его действий. Непредвиденный поворот и упорство его собственного темперамента привели к тому, что он очутился на абсолютно ложной позиции — неожиданно он увидел рейхсвер, мощь которого сделала сильным и его, но не у себя в тылу, а прямо перед собой и в угрожающей позиции.