Гельмут Вельц - Солдаты, которых предали

В одном из подвалов, потемнее, собрался саперный взвод 191-го пехотного полка, к нему присоединились военный судья и дивизионный ветеринар. Оставшиеся боеприпасы сносят в одно место. Люди усаживаются на мины и заряды, напоследок роются в бумажниках, дрожащими руками вынимают фотографии. На них смотрят лица жен и широко раскрытые глаза детей. Командиру взвода не до того. Он приспосабливает бикфордов шнур, проверяет его. Все в порядке! Прикрепляет шнур к индуктивной подрывной машинке, заводит пружину четырехугольным ключом. Обводит всех взглядом.

– Готово! – произносит он. Секунда – и снаружи отступающие пехотинцы бросаются на землю возле огромной воронки. «Железнодорожное оружие грохнуло! – говорят они друг другу. – Невиданный калибр, слава богу, что нас не разнесло! " А следующая волна отступающих уже использует кратер как выгодное укрытие. Смерть одних отодвигает смерть других, а бой продолжается, подкатываясь все ближе к Универмагу, к германскому фельдмаршалу.

Тем временем Паулюс решает сдаться в плен. В последний момент он жирной чертой перечеркивает расчеты Гитлера, хотя знает, что в данный момент тому больше всего нужен мертвый фельдмаршал, нашедший свою смерть вместе со своими солдатами. Но Паулюс уже не хочет войти в учебники германской истории с маршальским жезлом в правой руке и с орденами на гордо выпяченной груди. Он не хочет, чтобы в берлинском «Спортпаласте» раздался клич: «Отомстим за Сталинград! Отомстим за павшего фельдмаршала! " Нет, он хочет разделить судьбу своих еще оставшихся в живых солдат. Так понимает он теперь долг командующего армией!

Кольцо сжимается все уже, русские захватывают один дивизионный медпункт за другим. Непрерывный поток раненых течет на Красную площадь и особенно в дом, на котором висит флаг с красным крестом. На каждой койке – по двое и по трое, но поток не уменьшается. И все нуждаются в помощи. Мертвецов выносят за дверь, а когда санитары возвращаются с пустыми носилками, там, где кое-как помещался один, уже лежат двое тяжелораненых. Стоны и крики с каждым часом все громче.

Это предел человеческих страданий, такого еще не знала мировая история. Ночное небо вздымается над этими Каннами, над германскими Каннами у великой русской реки, а потомок Эмилия Пауллюса сидит на своей походной койке. Он думает о солдатских добродетелях – верность и повиновении. И о том, каким тяжким крестом легли они на весь остаток его жизни.

Около 9 часов вечера на Красную площадь врываются первые русские танки. Двенадцать офицеров 194-го полка выстраиваются у выхода из подвала. Это личная охрана фельдмаршала. Генерал-майор Роске дает пароль: «Хорст Вессель». Не хватает только, пожалуй, трубачей сыграть национальный гимн, чтобы сцена выглядела вполне по-прусски. Внизу, в подвале, Паулюс дает последнюю радиограмму своему верховному главнокомандующему:

«… Русские танки перед входом… это конец 6-й армии… 6-я армия верно выполнила свою присягу… сражалась до последнего человека и последнего патрона… Паулюс, генерал-фельдмаршал».

В два часа ночи принят прощальный приказ Гитлера. Он высоко оценивает действия армии. Она войдет в историю. Но совершенно неясен конец радиограммы:

«… несмотря ни на что, сохранил нам 6-ю армию… ваш Гитлер».

Приказ регистрируется. Рации замолкают.

Теперь слово принадлежит Красной Армии. Около 3 часов утра у входа в Универмаг первые русские. Это капитаны. Их отсылают обратно, просят офицеров старше по званию. Через некоторое время появляется подполковник, его проводят к Роске. Переговоры кратки. Они заканчиваются пожеланием, чтобы прибыл русский генерал. О том, что сам Паулюс находится в подвале, не упоминается.

Тем временем двенадцать офицеров все еще стоят наверху, не допуская никого внутрь подвала. В двух метрах от них патрулируют красноармейцы. Никто уже не ведет себя как в бою. Никто не думает стрелять, вскакивать, бежать, искать укрытия. Советские солдаты чувствуют себя на Красной площади Сталинграда, как на главной площади своего родного города где-нибудь в тылу: в бескрайней России, в Сибири, в Туркмении, куда приехали в отпуск. Среди них много офицеров в хорошем, добротном обмундировании: полушубки, ватные брюки, валенки. Лица, опаленные огнем боев. Покуривают, переговариваются. А рядом немецкие солдаты. Чувствуется какая-то разрядка. Ночь проходит спокойно. Иногда, совсем редко, где-нибудь прогремит выстрел. Трудно определить, что это за выстрел: то ли в каком-то богом забытом углу, где еще не знают о происходящем, возобновилось сопротивление, то ли это пресловутый «последний патрон», то ли самоубийство.