Гарольд Лэмб: Сулейман. Султан Востока

Такого рода донесения были отправлены в обеспокоенную Синьору Венецию с первой же быстроходной галерой, вышедшей из бухты Золотой Рог.

Осенью 1520 года от Рождества Христова гонцы с мешками этих донесений поспешили в Рим. Молодой папа — Лев X, подлинное имя которого было Джованни де Медичи, вознес благодарность Богу за то, что турецкий террор приостановился, если не прекратился вовсе, потому что султан османских турок, который, подобно вспышке молнии, пронесся над Азией и вторгнулся в Европу, умер, не причинив ей больше вреда. Разве он не был фанатичным приверженцем пророка Мухаммеда?

Паоло Джовио, любимый толкователь Льва X, врач, увлекающийся анализом международных событий, заметил в том же духе: «Папа Лев, узнав о смерти Селима, дал указание провести молебны во всех соборах Рима и чтобы верующие приходили туда молиться без обуви».

Эти новости очень рассеянно, по своему обыкновению, слушал в Париже отпрыск Дома Валуа Франциск I. Париж от Константинополя отделяло огромное расстояние, а Франциска уже называли первым дворянином Европы.

По стечению обстоятельств, все эти престолонаследники Европы, переживавшей Ренессанс — эпоху новых идей и географических открытий, были очень молоды. В Аиксе, семейной усыпальнице Габсбургов, был коронован Карл V, император Священной Римской империи, лишивший Франциска надежд быть избранным на этот пост. Старый Якоб Фуггер, происходивший из селения Фуггеро в Тироле, способствовал избранию Карла на, совете князей, предоставив соответствующие суммы флоринов под залог серебряных рудников на острове Гуадалканал в Новом Свете. Кроме того, Карл получил одобрение, если не симпатии, свирепого Генриха VIII, короля Англии, первой женой которого была тетка Карла, Катерина Арагонская.

Именно в это время Карлу V досаждал упрямый монах Мартин Лютер, который написал вызывающий трактат под названием «О свободе христианина». Отпечатанный на новых печатных станках памфлет Лютера распространялся в германских городах, несмотря на то что он оспаривал духовную власть Льва X как главы старой католической церкви и светскую власть Карла V как главы Священной Римской империи, пережитка Древней Римской империи. В общем, Карлу было не до того, чтобы размышлять о заступлении на престол нового турецкого султана.

Когда Паоло Джовио сравнил различные донесения из Константинополя, он сделал следующий прогноз: «Все согласны с тем, что свирепому льву наследовал мягкий ягненок.., потому что Сулейман молод, не имеет опыта — и во всяком случае отличается спокойным нравом».

Этот прогноз оказался очень далеким от истины.

Некоторые европейцы сообщали также домой, что султан привязан к семье. Вообще-то у них было мало фактов для такого вывода, но в данном случае они не ошиблись.

Через несколько дней после прибытия Сулеймана в Константинополь его слуги доставили туда и Гульбехар с младенцем сыном, тщательно скрывая их от посторонних глаз. Сделать это было не особенно трудно, поскольку турки привыкли путешествовать налегке. Гульбехар с сыном отправились в путь, захватив с собой лишь минимум одежды, которая хранилась в мешках, привязанных к седлам, и небольших коробках. А приготовленные для них покои во дворце были не больше, чем помещения в караван-сараях, где устраивались на ночлег путешественники.

Однако помещение для женщин во дворце было отделено от покоев султана коридором. Если Сулейман желал вступить на женскую половину, обычай обязывал его дать об этом знать до того, как он пересечет коридор и пройдет мимо стражи в свою опочивальню в женских покоях.

Никто другой не мог появляться в этом запретном месте. За дверями гарема находились только рабы. Сулейман не мог не чувствовать иронии в том, что помещение, которое считалось его домом, было обителью рабов. Они содержали его дом таким, каким он привык его видеть.

В очаге под навесом потрескивал костер из душистых поленьев. На стенах, выстланных плитками, играла светотень. Изображенные на плитках деревья и цветочный орнамент придавали комнате вид укромного уголка в саду. Войдя в комнату, Сулейман снял с себя головной убор и бросился на кушетку, стоявшую у стены. Голова его была обрита, за исключением одного местечка, откуда рос длинный локон. Как это было принято у военных, он чисто выбривал и подбородок. Сулейман неотрывно смотрел на огонь в очаге, пока из-за другой занавески не вошла Гульбехар, пытаясь, сморщив нежный лобик, произнести церемонное приветствие. Он понимал, что ее к этому приучили, но решительно перебил: