Гарольд Лэмб: Сулейман. Султан Востока

Когда лодка, в которую Сулейман пересел с паромной баржи, причалила к пристани дворцового сада, садовники без всякой команды бросились его приветствовать. С косогора мчались молодые солдаты, перепрыгивая цветочные клумбы. Свисающие на их спинах серые шапки развевались по ветру. Эти янычары, молодые воины, охранявшие город, столпились вокруг наследника, кинжалы у их поясов касались его рук. Окружив Сулеймана, они требовали:

— Где подарки? Где мзда, давайте мзду!

Возбужденные, страшные, если выйдут из подчинения, они требовали вознаграждение, которое обычно выдавалось им во время заступления на трон нового султана. Их подвижные атлетические тела теснились вокруг высокой и стройной фигуры наследника. Через толпу янычар пробился ветеран, ага янычар. Тяжело переводя дыхание после бега, он улыбнулся, протянул наследнику румяное яблоко и слегка похлопал его по плечу — принятое приветствие нового командующего корпусом янычар.

— Сын Селима, ты сможешь съесть это яблоко? Яблоко символизировало легендарного врага братства янычар — Римскую империю, лежащую за морем в Италии.

— В свое время, — коротко ответил Сулейман, принимая яблоко.

— Подарки! Где подарки?

— В свое время, — повторил Сулейман, протискиваясь через толпу обступивших его янычар.

Ага цыкнул на подчиненных, и те молча расступились. Стоявший под деревьями у фонтана командир тьмы, на которого была возложена задача поддерживать спокойствие в городе, вздохнул с облегчением и разочарованием. Сулейман почти ничего не сказал. Он не обнаружил ни тени страха перед дворцовой гвардией, однако и не предпринял ни малейшего усилия, чтобы завоевать ее уважение. Вряд ли янычары увидели в нем истинного сына Селима.

В полдень Сулейман обедал в одиночестве. Из небольших ваз, поставленных на белоснежной скатерти у его колен, выбирал кусочки зажаренного в зелени мяса, дольки кабачков, фаршированных рисом, инжир в сметане. Наследник делал вид, будто ест с большим удовольствием. Коснулся рукой кубка, и безмолвный подросток тут же подбежал, чтобы налить в него шербет.

И хотя Сулейману удалось изобразить аппетит, а также удовлетворение обслуживанием со стороны мальчиков-слуг, на самом деле его не покидало жгучее чувство тревоги. Он не правильно вел себя в присутствии возбужденных янычар. Теперь ему никогда не удастся добиться от них той же преданности, с какой они служили Селиму…

Память перенесла его на десять лет назад. В тот момент Селим восстал против Баязида и был разбит старым султаном. Он укрылся в заморской крепости Крым, куда еще раньше отослал Сулеймана с матерью, высмеивая приказ своего отца направить молодого неопытного Сулеймана управлять Константинополем. Потом Селим с ордами диких татар под гром барабанов выступил против отца-султана и осадил город. Непобедимым янычарам было приказано отбросить их от стен, но, увидев Селима, скакавшего им навстречу, янычары бурно приветствовали соперника султана, выкрикивая его имя, касаясь его стремени и клянясь, что не признают никого другого своим командующим… Так янычары отреклись от Баязида и присягнули новому султану. Отцу Селима пришлось расстаться с мечом Османов, а затем и с жизнью… Если он даже не был отравлен, то все равно потерял волю к жизни… Это были горькие воспоминания о годе жизни, когда между Селимом и Сулейманом, которого держали вдали от него и от армии, пролегла пропасть. Последние слова Селима, обращенные несколько лет назад к сыну, были пронизаны и мольбой и презрением:

— Если турок слезает с седла, чтобы сидеть на ковре, он превращается в ничто. В ничто.

Теперь, сидя в одиночестве за трапезой, моя руки в серебряном тазу, который принес один из мальчиков-слуг, Сулейман не мог не подумать о том, что эти мальчишки точно так же могли бы прислуживать и другому властителю. Пока не прибыл Пири-паша и пока ему не присягнули высшие военачальники, наследник мало что значил. Но Пири-паша, который должен был приветствовать его еще у паромной переправы, не явился.

После трапезы мальчики-слуги приготовили постель для послеобеденного сна наследника — расстелили в его спальном покое матрас. Однако Сулейман не мог заставить себя лечь. Вместо этого стал бродить вдоль стены, ощупывая пальцами свои старые вещи, хранившиеся в нишах, — рукописи, переписанные четким почерком его учителя Касима, ответы на экзаменационные вопросы по астрономии и юриспруденции, которые писал сам. Там лежал и миниатюрный золотой футляр для часов, сделанный его руками. Сулейман с удовольствием работал над этим футляром: ему нравилось ощущать гладкую поверхность золота, и он ценил точность европейских часов. Но сейчас эти школьные занятия ничего для него не значили. Они были частью жизни мальчишки, которого больше не существовало…