Дэвид Вейс - «Нагим пришел я...»

Мари поспешно добавила:

– Если Огюст окончит эту школу, то сможет работать у ювелира на улице Дофин, или стать гравировальщиком на улице Овернь, или краснодеревщиком где угодно в Париже. Папа, он там выучится ремеслу.

Папа проворчал: – Где уж ему. Мама сказала:

– Бедняжка Огюст, весь дрожит как лист. Хороший мой, неужели это для тебя так много значит?

Огюст кивнул.

– Одного желания мало, – ледяным тоном сказал Папа.

– Сколько мне за него платить тебе, Папа? – спросила Мари.

– Я не ростовщик, – ответил Папа.

– Десять франков в неделю? Папа молчал.

– Двенадцать франков?

– Сказано тебе, что я не ростовщик и не лихоимец. Плати сколько можешь.

– Я буду платить сколько надо.

– Надо? – Папа пожал плечами. – Надо всегда много. Щедрость ему не по карману. Давно бы уехал из Парижа, знать бы, что в Нормандии найдется место подоходней.

– Значит, ему можно поступить в эту школу? – спросила Мари.

– Откуда ты знаешь, что его примут?

– Обязательно примут, – уверенно сказала Мари.

Огюст подумал, что никогда еще не видел ее такой красивой. Он бросился к сестре и поцеловал в щеку, потом обнял Маму которая подарила ему одну из своих редких улыбок. Он хотел поцеловать и Папу или хотя бы пожать ему руку, но только смущенно пробормотал:

– Спасибо, Папа. А Папа все ворчал:

– Одна дочь шлюха, другая святоша, а сынок болван.

Папа чувствовал себя Иовом.

Несколько дней спустя Барнувен повел Огюста в Малую школу. Он делал это для Мари, видимо, желая блеснуть перед ней.

Барнувен был высоким, худым семнадцатилетним юношей; розовощекий, горячий, самоуверенный, он был рад показать этому мальчишке, с кем тот имеет дело. Себя он считал выдающимся талантом, законным преемником Делакруа, в Малой школе он учился второй год и рассматривал ее лишь как ступень к Большой школе изящных искусств.

Огюст завидовал чуть заметному пушку, покрывавшему подбородок Барнувена, этой будущей бородке Ван-Дейка, завидовал его очаровательным глазам, тонким чертам, завидовал, что у Барнувена такой выразительный, насмешливый рот. Барнувен мог говорить на любые темы, а ему приходилось подыскивать слова. Барнувен уже одевался по последней моде – фрак, брюки со штрипками, мягкая шляпа– и курил трубку; длинные вьющиеся волосы падали на отложной по моде Латинского квартала, ворот рубашки.

Школа находилась на улице Эколь Медисен, в районе, центром которого были Высшая школа медицины, Сорбонна, Высшая школа права, Школа изящных искусств и Обсерватория.

– Вот они, столпы французской науки, – указывая, гордо объявил Барнувен, когда они быстро шли по широкому людному бульвару Сен-Мишель и затем по узенькой живописной улице Расин.

Барнувен (ему нравилось, чтобы его звали просто Барнувен) так и сыпал словами. Он рассказывал изумленному Огюсту, который смотрел ему в рот:

– Малая школа была основана в 1765 году Жан-Жаком Башелье, любимым художником мадам Помпадур, это была школа прикладных искусств, а не изящных, как Большая школа. Она называется Малой в отличие от Большой школы изящных искусств. Но официально мы носим пышный титул. – Барнувен произнес его, словно это был титул целой империи:– Вы будете посещать Специальную имперскую школу рисования и математических наук.

Огюст не засмеялся, как тот от него ожидал.

– Друг мой! – воскликнул Барнувен. – Да ты не из болтливых?

– Верно, – согласился Огюст. Что ему было еще сказать?

– А Лекок [6], когда у него настроение, умеет говорить. – Он не пояснил Огюсту, кто такой Лекок, но ясно было, что это необыкновенно важная личность. – Какому ремеслу ты обучаешься? Малая школа готовит чертежников, а не художников. Между прочим, студенты Большой школы говорят, что здесь учатся бездари, которые к ним не попали. Но от меня они так просто не отделаются. Ты-то чем хочешь заниматься?

– Я хочу стать художником.

– А ты когда-нибудь писал красками?

– Нет.

– А я – да. У меня уже неплохая техника – Барнувен сказал это так, словно уже завоевал Салон. – А акварелью работал?

– Немного.

– Немного! Что значит немного? У тебя на уме, верно, не учеба, а развлечения?

Огюст столь яростно замотал головой, что Барнувен изумился.

– Ты точно решил поступить в Большую школу?

– Я попробую. Сначала подготовлюсь в Малой.

– Все пробуют. А там того гляди вообразишь себя и Микеланджело.

– Я никогда не видел его работ.

– А ты знаешь, кто он такой?