Дэвид Вейс - «Нагим пришел я...»

– Вот как!

– Можно мне здесь остаться, мэтр? Это дело я никогда не брошу. Можно?

– Что ж, я не бессердечный человек.

– Я поступлю учеником в литейную, научусь литью.

– В этом нет необходимости, по крайней мере сейчас. Оставайтесь здесь и посещайте классы живой натуры. Вам теперь особенно понадобится умение рисовать.

Огюсту хотелось поблагодарить Лекока. Но как это сделать? Чувства благодарности, изумления и восхищения переполняли его.

Секунду они молчали, затем Лекок сказал:

– Работайте, Роден. Сколько вы уже сделали рисунков?

– Кажется, пятьсот или шестьсот. Не считал.

– Мало, если вы хотите стать скульптором. Очень мало, мой друг.

– Вы будете меня учить?

– Кое-чему. А сейчас отправляйтесь к отцу и расскажите обо всем, чтобы не возникло затруднений.

Огюст шагал под холодным дождем. На мостовой стояли лужи, и ноги скользили по булыжнику. Меньше года прошло с тех пор, как Папа отпустил его в Малую школу, но Огюст теперь чувствовал себя совсем иным – он стал старше, опытнее. Пламя служения искусству охватило его – Папа, конечно, назовет это чумой, но Папа не должен удивляться, время неожиданностей прошло.

Дома еще не ложились, посреди кухонного стола тускло светилась керосиновая лампа. В комнате было холодновато, хотя топилась плита; дом был каменный, а Папа всегда говорил, что камень не нагреешь по-настоящему, камень – он бесчувственный.

Огюст тут же выпалил:

– Извини меня, Папа, прости, но я хочу быть скульптором.

– Скульптором! – Папа в растерянности пожал плечами, возвел глаза к нему и объявил: – Ты даже не идиот. Ты сумасшедший!

– Лекок говорит, что у меня для этого подходящие руки.

– Лекок говорит! – возопил Папа. – Да у тебя руки рабочего! Такие сильные руки, а он хочет стать скульптором! Какая глупость!

– Прости, Папа, но я должен.

– Папа, прости? А зарабатываешь ты на жизнь?

– Нет.

– И сколько еще надо времени? Год? Пять лет?

– Пять. Как самое малое. Если все пойдет хорошо.

– А если нет?

– Этого не предскажешь, Папа. У меня не будет ни работы, ни заработка. Только бесплатное обучение, как теперь.

Мари решила вмешаться:

– У него будет ремесло.

– Резчика по камню? – Папа скептически улыбнулся. – Ничего он не добьется, ручаюсь. – Он махнул рукой. – Моего разрешения ты не получишь.

Огюст приготовился, что его выставят на улицу, но Папа оказался более, практичным.

– Ты останешься, только если будешь платить. Я буду платить, как и прежде, – сказала Мари.

– Еше бы. Такая же дура, как и он, Ничего, кроме Барнувена, видеть не хочешь, да вот он-то тебя видит ли?

Мари вспыхнула. Мама принялась читать молитву. Огюст сказал:

– Барнувен у нас один из самых многообещающих студентов.

– Спасибо за сообщение, – оборвал его Папа. – Ты теперь все знаешь. А вот как зарабатывать себе на жизнь, не знаешь, ты умрешь еще более нищим, чем я. Постарайся хотя бы научиться ремеслу резчика, хоть но будешь голодать. – Тяжело передвигая ноги, он вышел из комнаты и увел за собой:Маму.

Мари подождала, когда затихли шаги, и спросила:

– Значит, Барнувен такой хороший студент?

– Выдающийся. Но он любит девушек. – Огюсту не хотелось огорчать сестру, но пусть лучше узнает сейчас, чем потом.

– Я видела его в воскресенье, в церкви. Он хочет, чтобы я ему позировала.

– Из тебя выйдет прекрасная модель.

– Ты уверен, что хочешь стать скульптором?

– Я в этом не сомневаюсь.

Нежное лицо Мари оживилось, и Огюст решил набросать ее портрет. На ней было строгое черное платье, черное потому, вдруг пришло ему в голову, что на нем не видно грязи, легче чистить, да и изнашивается не так заметно. Огюст облачил ее в более красивую одежду. Он рисовал быстро. Через несколько минут рисунок был готов. Глаза ему особенно удались – глубоко посаженные и такие выразительные. Он отдал рисунок и сказал:

– И Барнувен так не нарисует.

Мари осторожно взяла рисунок.

– Мне нравится, – сказала она, – и рисунок Барнувена мне бы тоже понравился.

Огюст не слушал. Он выхватил рисунок, он хотел сделать ее более женственной.

– Когда у меня будет своя мастерская, я сделаю твой портрет в бронзе, – объявил он. – Вот увидишь, он будет куда более выразительным.

Огюст долго не мог заснуть. Далеко за полночь сидел на своей старей кровати, делая наброски головы Мари, которую собирался вылепить при первой же возможности.

Но представилась такая возможность не скоро. Огюст решил, что должен попытаться попасть в Школу изящных искусств и в то же время продолжать занятия с Лекоком, и отложил все, что могло помешать подготовке, даже работу над бюстом Мари.