Олег Дивов - Как я был экстрасенсом

– Цыгане, в подавляющем своем большинстве, наделены от природы значительной гипнотической силой и даром предвидения. Но используют эти данные почти исключительно для вымогательства и воровства. Вопрос: что им помогает сохранять все эти свои качества и продолжать делать, то, что они делают веками? Стоит вспомнить их трусоватость и наличие у них понимания незаконности своих поступков. Это внутреннее противоречие силы и тоски очень хорошо отражено в их музыке.

– А в чем было отражено твое противоречие силы и тоски? В том, что ты иногда вызывала злобных духов?

– Мое внутреннее противоречие вытекало из того, что меня хотели видеть хорошей, послушной, интеллигентной девочкой. А это в свою очередь значило слушаться старших, подчиняться их требованиям. Это значило, например, что мои трусики, пардон, должны были отвечать стандартам представления моей бабушки. Еще предполагалось, что в доме все между собой разговаривают вежливо. При этом почему-то все периодически ссорились на, мягко выражаясь, повышенных тонах. При малейшем моем проступке поднимался ор, который, оказывается, ором называть было нельзя. А после я должна была извиниться и сказать, что я люблю того, с кем только что происходила безобразная сцена. Такая схема поведения, вдолбленная с детства, порождает способность зажимать свои чувства. Ведь жить, постоянно ощущая боль, невозможно. Что происходит с подобными «ненужными» чувствами? Они вытесняются в то самое пресловутое бессознательное. До поры, до времени.

– Пока чаша не переполняется. Кстати, о чаше…

Дзынь! Это опять за любовь.

– Ну, и время от времени у меня в комнате появлялось что-нибудь злобно-страшное. Иногда это совпадало с очередной ссорой, не пережитой обидой и вытекающей отсюда озлобленностью. Но это всегда проходило мимо, пугая, отталкивая меня.

– Что же переменилось к девяносто пятому году?

– Появился ты и всколыхнул все мои проблемы. Я изменилась, а обстоятельства все остались прежними. Все та же мерзкая коммуналка, все та же отвратительная бабушка, проползающая мимо. Что-то нужно было делать. Раньше я не осознавала своего бунта. Ни когда пила-гуляла, ни когда вызывающе одевалась и красилась в пику всем этим лицемерным идиотам и идиоткам. Теперь мне было необходимо как-то по-другому вылезать из всего этого дерьма…

– …но вылезти не получалось. И я не помогал. Слушай, Оль, а я ведь помню, как напряжение росло с каждым днем. Наконец оно достигло пика, и тут появился маленький и черненький. Так?

– Этот чертенок был послан для меня… Или порожден чем-то, что отвечало в тот момент той самой части моего бессознательного, которая пыталась решить проблему. Решить доступным способом. Как хочешь, так и интерпретируй.

– Погоди, давай повторим. Он пришел на твой вызов. Двигался четко к тебе. Ты его не боялась, напротив, хотела с ним соприкоснуться. Все-таки, что тебя остановило?

– Только то, как ты произнес ту фразу. То, сколько было в ней было напряжения и, я бы сказала, плохо прикрытого страха, заставило меня оттолкнуть маленького чертенка. Он был очень глупый, не знал, куда именно бежит, и всего боялся. Поэтому отстраниться и сбить его с пути ко мне не представляло труда.

Еще раз приношу извинения за стилистику. Мы набивали этот диалог на разных машинах, потом я его свел, и тут оказалось, что мне по-прежнему не очень радостно все это вспоминать. Не сам разговор, естественно, а то, о чем он. Поэтому я кое-как откорректировал совсем уж корявые фразы, а за серьезную правку браться не стал.

Прошло еще немного времени, и беседа получила неожиданное развитие. Точнее, концовку.

– Слушай, Олька, как ты о нем трогательно: «маленький чертенок, всего боялся»… Интересно, а как могла бы дальше сложиться его судьба?

Смеется.

– Ну расскажи, ты же в этом лучше разбираешься.

– Куда он двигался, ты говорил? В Генштаб?

– В казармы, в солдатские казармы полка обеспечения ГШ. Если, конечно, его на бульваре куда-нибудь не загнуло.

Опять смеется.

– Оль, ну я серьезно. Давай прикинем. Допустим, он мог пристать к кому-нибудь, кто в нем остро нуждался, не менее остро, чем ты.

– Мог вполне.

– Но что было бы потом? Этот человек окончательно бы озверел, да еще и приобрел дар воздействия на окружающих? Этакий невероятно мощный «черный» биоэнергетик, да?

– Наверное. Понимаешь, милый, чертенок действительно был очень маленький, и не мог уйти далеко. Нужен был кто-то поблизости, совсем рядом, кому очень требовалась такая помощь.