* * *
Поразительно, но «как бы лекция» о Баратынском началась… с ленинградского сленга шестидесятых.
Мы долго шли по Набережной неисцелимых, на ходу снимая на камеру. Очень мешал мелкий дождь и ветер, Иосиф Александрович предложил укрыться в кафе. Они с Рейном сели за столик, и Бродский вдруг сказал:
– В Ленинграде было много финских слов. Кого больше приезжало, тот и завозил. Например, если в Москве – «шузня», то в Ленинграде это были «кенеки». В Одессе это было что-то еще и другое, я не помню. Например, выражение «теновый таёк». Знаешь, что это такое? Галстук за десять долларов… А сами финны были «турмалаи». А все вместе это называлось «фирма2». И даже, поскольку на Дворцовой площади все это происходило в огромном количестве, всегда эти автобусы из Финляндии подъезжали, я в свое время предлагал переименовать Дворцовую в Фарцовую, но это как-то не привилось.
Рейн вспомнил, что в их ленинградской юности были еще забавные названия: американцы – «штатники», немцы – «бундес», а у Бродского было много смешных переделок, например, Шерамитьево вместо Шереметьево. Случалось ли ему и за границей – в другой языковой стихии – переделывать слова?
– Ну, английский не очень восприимчив к каламбурам, – ответил Бродский. – Каламбур по-английски считается признаком низкого интеллекта или низкого воспитания, я не понимаю почему. Но англичане несколько косо смотрят, когда человек каламбурит. Я сплошь и рядом, потому что иначе невыносимо. И поэтому… твоя репутация повисает в воздухе. Но это не так страшно. Ну вот, например, я только что был на острове Искья, там масса немцев. Более того, этот остров итальянский включен в немецкую систему здравоохранения. Там термальные ванны и так далее, и так далее. В общем, на острове восемнадцать процентов немцев. И они все заказывают капучино. Моя шутка была, что они заказывают не капучино, а капуТчино. Еще моя старая шутка, что когда в Италии немцы, это не дольче вита, а дойче вита. Ла дойче вита.
Кстати, в Венеции мы от него услышали: «Итальянская семья: мама, папа и граппа». И это была наша любимая шутка.
Потом они заговорили об Ахматовой, которая тоже считала, что каламбуры – низкий сорт, но сама любила. Например, говорила: «Маразм крепчал» – кажется, она это выражение и придумала. И еще очень часто повторяла: «Сейчас-сейчас, не отходя от кассы».
– Или там ее любимая фраза была: «Вас тут не стояло», – сказал Бродский. – Замечательно! Чувство юмора… Она вообще любила просторечия.
И вот так – от финских словечек питерской фарцы и «просторечия» Ахматовой – Бродский перешел к «Финляндии» Баратынского и сказал, что это одно из самых гениальных его стихотворений:
В свои расселины вы приняли певца,
Граниты финские, граниты вековые…
Двадцатилетний Баратынский, ровесник века, в 1820 году был произведен в унтер-офицеры и переведен из гвардии в Нейшлотский пехотный полк, стоявший в Финляндии. Тогда он и написал эти стихи, принесшие ему славу в Петербурге.
И.Бродский.Поразительно, что в этом господине было. Но самое великое стихотворение Баратынского – это «Дядьке-итальянцу». Человеческое его содержание совершенно феноменально. Баратынский воспитывался… ну вот, в «Капитанской дочке» был дядька, и у Баратынского дядька, какой-то итальянец, Джьячинто Боргезе, то есть совершенно банальное имя. Он бежал от Наполеона, когда Наполеон вторгся в Италию, и довольно много итальянцев перебралось тогда в Россию. И он сначала промышлял тем, что пытался продавать итальянские картины.
Приставший с выбором загадочных картин,
Где что-то различал и видел ты один!
Прости наш здравый смысл, прости,
мы та из наций,
Где брату вашему всех меньше спекуляций.
Никто их не купил. Вздохнув, оставил ты
В глушь севера тебя привлекшие мечты;
Зато воскрес в тебе сей ум, на все пригодный,
Твой итальянский ум, и с нашим очень сходный!
И потом он становится в семье генерала, отца Баратынского, домашним учителем, дядькой. Это длинное стихотворение, но кончается оно!.. Там он рассказывает, как этот самый дядька водил его по Москве. «Всех макаронщиков тогда узнал я в ней»… Там было много пиццы, пиццерий и всего такого.
Всех макаронщиков тогда узнал я в ней,
Ментора моего полуденных друзей, —
и так далее, и так далее. И говорит об Италии, обращаясь к своему дядьке-итальянцу, который видел еще суворовских солдат, входивших
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу