Курт Воннегут - Судьбы хуже смерти (Биографический коллаж)

Юрист из Союза гражданских свобод считал, что мне как писателю следовало бы по достоинству оценить прямоту стиля М эдисона - ну просто как выключатель: дать свет, убрать свет - вот и у него в поправках сплошь отрицательные частицы: "Конгресс не обладает правом... не должен посягать на... ни один солдат да не преступит... не может быть нарушено, и никакие оправдания не считаются допустимыми... Никто из граждан не подлежит преследованию... ни один факт, рассматриваемый судом присяжных... не может доказываться путем оказания давления... не должен считаться установленным, если не обосновывается посредством косвенных свидетельств..." И ни единой оговорки в этих его поправках, ни одной оговорки типа: "при идеальных условиях", или: "если таковое осуществимо", наконец - "как сочтет для себя более удобным правительство". За всю нашу теперь уже длительную республиканскую историю (а тут нас превзошли только швейцарцы) отдельные положения "Билля о правах" стараниями Мэдисона только так и могли применяться: дать свет, убрать свет.

Для меня первая поправка - скорее мечта, чем реально существующая норма. Право говорить и публиковать все, что заблагорассудится, вызывает такое чувство, словно я бесплотный персонаж, явившийся кому-то во сне, особенно когда приходится это право защищать, а я был вынужден делать это довольно часто. Это свобода т р а г и ч е с к а я, поскольку не поставлено никаких пределов злословию, которым некоторые упиваются, зная, что все им сойдет с рук. И вот, раз за разом сталкиваясь с представителями Морального Большинства, а также им подобными, равно как и с наиболее агрессивными личностями из союза "Женщины против порнографии", я подвергаюсь обвинениям в том, что пропагандирую пошлость и поощряю непристойность, пагубную для подростков.

Когда подобные нападки из публики были для меня внове, я неосторожно спросил на своем выступлении возражавшего мне фундаменталиста из числа воинствующих христиан ("Ах, послушайте, ваше преподобие!"), известен ли ему хоть один случай, когда в жизни кого-то пагубную роль сыграла бы книга. (А вот Марк Твен говорил, что чувственные стихи Библии для него были пагубны.)

Его преподобие ужасно обрадовался. И сказал: в Орегоне какой-то тип прочел порнографический роман, а потом изнасиловал девицу, возвращавшуюся домой с покупками, да к тому же порезал ее, разбив о камень бутылку из- под кока-колы. (Не сомневаюсь, все так и было.) Разговор после моего выступления шел о том, что некоторые родители добиваются изъятия определенного рода книг из школьных библиотек и программ, поскольку эти книги оскорбляют нравственное чувство, а значит, вредны, хотя назывались произведения вполне невинные и очень даже почтенные. Но я полез со своими глупыми вопросами, а его преподобие ухватился за повод связать эти книги с самыми отвратительными преступлениями на сексуальной почве.

Книги, которые он со своими сторонниками намеревался изъять из круга чтения школьников, в том числе и одна моя книга, никакой порнографией не были, сколь бы он ни старался убедить собравшихся, что они непристойны. (У меня в "Бойне номер пять" один раз сказано: "мать твою" - "Эй ты, вон с дороги, мать твою..." Ну, ясное дело, именно с того момента, как в 1969 году эта фраза была напечатана, мальчики стали посягать на собственных матерей. И когда это кончится, никому не ведомо.) Непорядок с "Бойней номер пять", романом Джеймса Дикки "Разрешилась от бремени", повестью Дж.Д.Сэлинджера "Над пропастью во ржи" и несколькими книжками Джуди Блум, на взгляд его преподобия, вызван тем, что ни авторы, ни персонажи не воплощают идеальный, по его меркам, образец мысли и поступков христианина.

Его преподобие (и он в своем праве) без зазрения совести попирал не только дарованное американцам конвентом полубогов право выражать любого рода идеи (включая близкие его преподобию), попирал он и тот пункт Конституции, где сказано, что правительство (и все его учреждения, включая школы) не должно провозглашать какие-то верования более предпочтительными, чем другие, поощряя такого рода верования законодательными актами.

Впрочем, его преподобие не лицемерил. Просто решил недвусмысленно заявить, что ничего священного в первой поправке не содержится, а стало быть, и помимо порнографии полиция должна изъять из обращения многое, в чем содержатся не те идеи и образы, а обязательным верованием для всей нации надлежит сделать христианство, как он его трактует. Он искренне полагал, что моя "Бойня номер пять" может как-то там поспособствовать адскому пламени, которое навеки уготовано ее читателям (ср. мессу, одобренную папой Пием V), а оно (учитывая, что ведь навеки) даже похуже, чем встреча с насильником, готовым убивать и калечить, поскольку его распалили грязные картинки.