Туула Карьяллайнен: Туве Янссон: работай и люби

Жизнь в Финляндии во время Первой мировой и последовавшей за ней Гражданской войны, да и после, была тяжелой. Нужда пришла и в семейство Янссонов. Помощь богатой шведской родни была необходима как во время советско-финской войны, так и в послевоенные нищие годы. Шведские родственники постоянно поддерживали Янссонов, отправляя им еду, краски и принадлежности для творчества. Хам от многого пришлось отказаться, выйдя замуж за скульптора и оказавшись на чужбине вдали от родни. В бедной Финляндии, раздираемой войнами, она наверняка скучала по родине и оставшейся там семье. На новой родине Хам застала последние годы Финляндии в составе российской автономии и встретила Первую мировую, а потом и Гражданскую войну, от которой сбежала с маленькой дочерью в Швецию. Спустя два десятилетия грянула Зимняя война, за ней советско-финская и, наконец, Вторая мировая. Жизнь в Финляндии для молодой женщины, привыкшей к совсем другим условиям, наверняка была сложной, но Хам стойко преодолевала невзгоды. «Мама никогда не предавалась ностальгии, но как только появлялась возможность, забирала меня из школы и отправляла в Швецию повидаться с ее братьями, узнать, как у них идут дела, и рассказать о нашем житье-бытье», — позднее вспоминала Туве Янссон.

В книге «Дочь скульптора» Туве пишет о тоске по дому, мучившей ее мать. Об оставшейся вдали родине напоминали вещи, которые она привезла с собой и которые тщетно пыталась беречь: «Мы никогда не пируем в мастерской, а только в гостиной. Там два высоких сводчатых окна и вся бабушкина и дедушкина мебель из березы с завитушками. Это напоминает маме о стране, где все идет так, как должно идти. Вначале мама очень боялась пирушек и расстраивалась из-за дыр, прожженных сигаретами, и кругов на столе, оставленных бокалами, но теперь она знает, что это патина, которая непременно появляется со временем» [5] Перевод Л. Брауде. Там же. .

Друзья Виктора Янссона, происходившего из семьи финских шведов, по большей части были шведскоязычными. Молодой жене не пришлось корпеть над изучением нового языка, дома говорили на шведском. В начале двадцатого века шведский звучал в Хельсинки куда чаще, чем теперь. Таким образом, мотивации учить финский у Хам практически не было, и она так толком на нем и не заговорила. Языковой барьер ограничивал круг ее общения и усиливал чувство отстраненности от окружающих. Тем более важными стали для Хам ее семья и близкие друзья.

После замужества Хам пришлось отказаться от карьеры свободной художницы, о которой она, очевидно, мечтала, обучаясь в Париже. В столицу Франции Хам отправилась именно для того, чтобы закончить свое обучение изящным искусствам. В то время социально приемлемой для женщин считалась профессия художника по текстилю, и Хам изучила все тонкости этого ремесла. Позже, вместе с Рагни Кавен она даже участвовала в выставке изделий ручной работы, организованной в Копенгагене в 1919 году Союзом в поддержку финских ремесленников. Однако после замужества занятия искусством больше не являлись целью ее существования, а необходимое для этого честолюбие исчезло. Как и многие женщины того времени, Сигне полностью посвятила себя семье. Роль художницы при муже-художнике ее не привлекала во многом из-за тех примеров, которые она видела в своем ближайшем окружении. Как правило, в семье из двух творческих людей условия для творчества находились лишь для мужчины. Для женщины не оставалось ни времени, ни места. Женщине приходилось поступаться своими желаниями и стремлениями и при этом находить время на заботу о детях и быте. На остальное сил уже просто не хватало.

Если жена все же стремилась продолжать творческую карьеру, а особенно в том случае, если ее успех был заметнее, чем у мужа, брак зачастую оказывался обречен. Живя в коммуне Лаллукка в окружении артистической богемы, Хам имела возможность наблюдать за развитием такого сценария отношений среди творческих пар. Жены ближайших друзей Виктора Янссона Кавена, Коллина и Рагнара Эклунда получили в юности художественное образование. Эти женщины с воодушевлением прошли первые шаги своего творческого пути, но ни одна не сумела выйти из тени собственного мужа. Критика, которой награждали этих женщин, отличалась от критики мужчин-художников. О творчестве женщин рассуждали через призму работ их мужей и постоянно сравнивали с картинами их супругов. Женщин легко уличали в поклонении и подражании мужьям. Женское искусство воспринималось как несамостоятельное, и серьезно к нему предпочитали не относиться. Подобная реакция критики и общества вряд ли внушала женщинам энтузиазм, не вдохновила она и Хам.