Борис Немцов: Исповедь бунтаря

II

Как найти свое место в президиуме

Я родился в разгар строительства коммунизма и даже в самых смелых юношеских фантазиях не мог представить, какие крутые виражи готовит мне жизнь. В школе не был комсомольским вожаком, не собирался вступать в ряды коммунистической партии, хотя и понимал, что вне КПСС сделать карьеру практически невозможно. Но об общественном или, упаси Бог, политическом будущем я тогда вообще не думал, собирался стать ученым физиком.

Более того, еще в школе возникли проблемы с моей политической благонадежностью. Я учился на отлично и шел на золотую медаль. Однако медаль мне давать не хотели, потому что учителя просекли, что я политически неблагонадежен. Это сегодня звучит смешно, а я оканчивал школу на пике социалистического застоя, в 1976 году. И в характеристике, которую я должен был предоставить при поступлении в университет, директор написала: «политически не устойчив». В те годы с подобной характеристикой поступить в университет было невозможно, потому началось долгое выяснение отношений между университетом и моей школой. Наконец, директор смягчила приговор на «позволяет себе политически непродуманные высказывания». Это уже давало мне шанс стать физиком.

Я начал свою политическую деятельность во второй половине 1980-х, причем начал не с политики, а с экологии. В Нижнем Новгороде коммунисты затеяли строительство атомной котельной – «атомной станции теплоснабжения» (ACT). Они предлагали нагревать воду в атомных реакторах, и потом через систему теплообменников эту воду под высоким давлением закачивать в нижегородские дома. Поскольку страна на тот момент была безмолвна, никто никого ни о чем даже не собирался спрашивать – стали строить. Однако Нижний – по сути своей город не рабский, у нас появилась общественная организация «За ядерную безопасность», главной задачей которой было не допустить строительства этой самой котельной. Даже моя мама стала собирать на площади имени Горького подписи против этого проекта. Собственно, благодаря матери я и пришел в политику. Она все время мне твердила одно и то же: «Вот ты занимаешься никому не нужной наукой, а у нас тут собираются ядерную котельную строить. У тебя совесть есть?»

Наконец, меня как физика попросили войти в организацию. Люди понимали, что нельзя соединить наше гнилое коммунальное хозяйство с высокими технологиями. А я, несмотря на лояльное отношение к ядерной энергетике, понимал, что атомная котельная – это самое безумное, что могли придумать советские бюрократы. В итоге написал по этому поводу статью в газету «Нижегородский рабочий», в которой объяснил, почему я против атомной станции теплоснабжения. Статья вызвала невероятный резонанс. В редакцию пришли тысячи писем. Общество настолько серьезно отнеслось к проблеме, было столько откликов, что в нашем институте даже специально поставили стол для «писем Немцову». Это был 1987 год. Мне 27. К этому времени я уже защитил кандидатскую и начал писать докторскую и даже не помышлял о какой-то общественной карьере. Но меня стали включать во всякие экологические проекты, приглашать на собрания, акции. В конце концов, я просто не мог оставить маму на площади в одиночестве. Так и втянулся. А в 1990-м подоспели выборы в российский парламент.

Для тех лет у меня была достаточно радикальная программа: свобода слова, частная собственность, открытая страна, возвращение городу Горький исторического имени и, естественно, закрытие атомной теплостанции. Эти вопросы оказались важны для нижегородцев, программа была людям понятна и ими востребована. В итоге на выборах я победил. Кстати, с гордостью констатирую, что моя первая политическая и предвыборная программа полностью выполнена.

Тогда же я познакомился с Борисом Ельциным. Депутаты съехались в Москву на первое заседание Верховного Совета РСФСР, и Ельцин пригласил на встречу тех, кто победил под демократическими лозунгами. Собрались. Ельцин зашел, увидел меня, молодого парня (а мне тогда было 30 лет), и сходу говорит: «Вы из Нижнего Новгорода? У вас есть какие-нибудь идеи, как нам обустроить Россию?» Меня это удивило. Он несколько часов сидел и слушал нас, совсем молодых людей, неоперившихся, практически ничего не комментируя и только что-то записывая. И это не был аттракцион по внимательному прослушиванию разговоров начинающих политиков, это был заинтересованный, важный разговор.

Борис Ельцин образца второй половины 1980-х годов на 100 процентов отвечал запросам общества. Что бы в тот момент Ельцин ни делал – падал с моста в реку, снимал с должности директора Елисеевского магазина, ездил в трамвае или ходил по обычным районным поликлиникам, – молва делала из этого фетиш, геройский поступок. То же самое много лет спустя случилось с Ющенко. Во время «оранжевой» революции в Украине народ ликовал при любом его появлении, он мог ничего не делать, ничего не говорить или произносить банальность – объединяющим, мобилизующим являлся сам факт его существования. Так случается, когда лидер точно попадает в ожидания людей, когда в обществе возникает спрос на лидера.