Леон Дегрель - Любимец Гитлера [Русская кампания глазами генерала СС]

У моего командира горели глаза. Он по-братски взял меня за плечи:

— Нет, нет, — закричал он. — Никто не скажет, что Германия бросила вас!

Он крикнул одного молодого командира минного тральщика.

— Вы пробьете проход, — сказал он ему. — Я хочу, чтобы вы прибыли в Осло с Дегреллем!

Подошел красивый военный корабль, серый, как вода, тонкий и узкий, как гончая собака. Я надел мое широкое овчинное пальто и прошел на борт. Перед носом у англичан, постреливавших и громыхавших по мостовым набережных, в половине седьмого вечера мы отдали швартовы и на полной скорости пошли в направлении шведского берега, затем прямо на север.

Стоя на носу военного корабля, на котором я в последний момент вырвался из Копенгагена, в грубом запахе моря я обрел удивительное успокоение.

Вечерние тени умирали на шведском берегу. Совсем рядом был пляж. Я смотрел на выбеленные стены домов, длинные розовые трубы на крышах, на темневшие вдали холмы. Со стороны датского берега вырисовывались более романтичные, чем когда-либо, зеленоватые крыши Хельсингера.

Море напоминало широкую реку. Мне не терпелось оставить эту водную горловину, добраться до Каттегата, увидеть, как растворятся краски враждебного вражеского неба.

Наступил вечер, английские самолеты не достали нас. Дул озорной северный ветер. Облокотившись локтями на борт, я мечтал, глядя, как под светом миллионов звезд от кормы бурунились свежие снопы морской воды. Море дрожало, искрилось до бесконечности. Его звуки успокаивали меня.

Наш корабль шел быстро. Если мы хотели избежать массированной атаки с воздуха, то надо было дойти до норвежских фьордов рано утром.

Никому на борту не было разрешено спать, поскольку в любой момент мы могли нарваться на мину. Но море было широкое, места в нем хватало и для мин, и для нас. Мы не встретили ни одну.

В течение ночи мы слышали над мачтами шум авиации союзников. Моряки объяснили нам, что на море авиация донимала их так же, как и на сухопутных дорогах.

Ночь была великолепной и светлой. Английские самолеты каждый раз спускались очень низко, почти до самой воды. Мы воздерживались от какой-либо реакции. Они, должно быть, спрашивали себя, что мы там делали в Каттегате, тогда как война в Дании закончилась. Они не настаивали на преследовании.

В восемь часов утра мы увидели коричневые и черные скалы Норвегии. Мы входили в ослепительный фьорд Осло. Ни одной лодки, ни одной шхуны на горизонте. Вода была гладкая как металл, ледяной голубизны, в которой переливались серебряные блестки.

По берегу деревянные виллы, выкрашенные в синий, в коричневый, в белый и в зеленый цвета, наполовину утопали в елях. Я думал о флоте Рейха, что высаживал войска таким же светлым утром в апреле 1940 года. Черноватые скалы были великолепны. Они глубоко спускались в фьорд, с блеском опрокидывались в блестящую воду.

Наш маленький серый корабль шел впереди два часа. Залитые солнцем берега все более и более сближались. Вдали вырисовывались крыши, башни церквей, доки, элеваторы.

Это был Осло.

Было десять часов утра. Нам ответил звук сирены. Мы пришвартовались рядом с двумя красивыми «карманными» подводными лодками, размерами чуть более гоночной яхты, желто-зеленого цвета, как сухие листья табака.

Город Осло инкрустирован в глубине самых сияющих бухт Европы. Он еще дремлет.

Воскресенье. Проезжают редкие трамваи. Мы позвонили по телефону. За нами пришла машина и увезла нас в горы, что идут вдоль фьорда Осло на юго-запад. Погода была чудесная.

Тысячи девушек с прекрасными телами, завернутые в легкие пижамы ласковых цветов, крутили педали велосипедов вдоль дороги, среди скал и черных елей.

Все эти лесные нимфы направлялись к травянистым склонам. Вода сверкала темно-синим отливом, бурлила вокруг огромных камней, отдыхала в спокойных блестящих бухтах. Два раза мы спрашивали дорогу. Путницы, рассматривая нас, говорили «нет» кивком головы. Несмотря на солнце, блеск весны, кокетливые красные и синие шорты и светлые шевелюры волос, война и ее враждебность были на первом месте…

Мы прибыли на вершину одной горы в замок наследного принца Олафа, где я должен был встретиться с немецким гауляйтером Норвегии, доктором Тербовеном. Тот сразу же меня принял, с замкнутым, ничего не выражавшим лицом и маленькими моргающими глазками, как у Гиммлера.

Я объяснил ему свой план. Я хотел бы немедленно отправиться на Северный фронт Норвегии. Пока будет длиться война с большевиками, мы хотели отметить в боях участие нашего легиона. Другие валлонцы без промедления примкнут к нам.