Леон Дегрель - Любимец Гитлера [Русская кампания глазами генерала СС]

— Я думаю, что много кур побили.

Каждый продолжил есть свою курицу.

Но на этот раз весь дом содрогнулся от разрыва снаряда.

Я продолжал настаивать, говоря, что и снарядами кур убивают, и передал соседу блюдо с сочными фруктами, найденными в банке в подвале сбежавшего хозяина.

Я немного приподнялся и увидел, как всюду бегали люди. Мы подошли к двери и увидели сильнейшую толкучку, беготню. Большие грузовики армейского корпуса спешно срывались с места, даже не снимая своих радиоантенн длиной в десять метров. Стреляли отовсюду. Пробегая мимо нас, солдаты кричали:

— Русские танки!

И правда, лес был проткнут, как вертелом, танковым прорывом. На тридцать километров советские танки не встретили никакого сопротивления.

Наши солдаты, проворные как белки, цеплялись за грузовики армейского корпуса. Русские уже достигли вокзала на юго-западе и мели дорогу, по которой весь караван шел в Аугустенвальде.

Машины резко останавливались, как лягушек сбрасывая головой вперед в снежное месиво штабных офицеров. Невозможно было сообразить какую-либо оборону: ни одного немецкого танка, ни одного противотанкового орудия не было здесь. Весь участок был во власти противника. Сама дорога Аугустенвальде — Штеттин была отрезана. Нам пришлось спускаться по южному склону до дороги на Штаргард. Оттуда мы добрались до Альтдамма.

Там нас ждала основная часть наших солдат. Отступление было организовано умело. За ночь потери были небольшие. Но наша дивизия была в плачевном состоянии. Уже в Штаргарде два наших пехотных полка пришлось слить в один. Теперь два батальона этого сводного полка насчитывали всего лишь около четырехсот человек. Многие офицеры погибли. Не было ни одной полностью укомплектованной роты.

Русским удался впечатляющий прорыв. Теперь нужно было несколько дней, чтобы их боевая техника прошла через лес. Из Альтдамма было проведено несколько контратак. Значит, можно было надеяться на некоторую передышку.

Я добился недели, чтобы реорганизовать свой личный состав и слить моих потрепанных солдат с только что прибывшими к нам с вокзала в Штеттине подкреплениями.

Но мне хотелось оставить у себя только самых отчаянных. Я собрал всех людей, поблагодарил их за чудесное мужество. Я прямо описал им положение и суровые бои, что еще предстояло им выдержать. Каждый был свободен выбирать огненный путь или остаться в роте переформирования.

Все пришли в легион добровольцами. Почти не оставалось больше надежды: я принимал только ту кровь, которую люди прольют добровольно. Больше никто не сможет сказать, что в последних битвах хотя бы один валлонец погиб против своей воли.

Восемьдесят солдат предпочли больше не возвращаться в бой. Я отнесся к ним с таким же уважением, как и раньше. Я не был рабовладельцем. Впрочем, большинство из этих парней были на исходе сил. Я обеспечил им отдых и питание за тридцать километров северо-западнее Одера.

С шестью сотнями остальных уцелевших за этот ужасный месяц и новобранцами я сформировал один ударный батальон. На шестой день до рассвета мы с песней отправились в сторону доков и мостов Штеттина.

Командиром этого батальона отчаянных парней был майор Диерикс, с необычным «колониальным» лицом, прошедший от девственных лесов Конго до заснеженных степей. С фуражкой, сбитой на затылок на манер диверсантов, он был смельчаком из смельчаков, по типу героя, прошедшего через Катангу. У него было сердце ребенка, и он отдавал свою верность с искренностью и чувством, отчего у него сразу накатывались на глаза слезы.

Линия фронта, куда я привел его батальон, сильно сжалась за неделю. В обороне еще нуждалась часть залива на Одере на северо-восточной части Штеттина. Эта линия обороны шла вдоль автострады на западе от Аугустенвальде, перекрывала Альтдамм и шла дальше до большого бетонного моста.

Мы заняли позицию примерно в центре участка этого фронта перед Финкенвальде, длинным поселением, служившим продолжением пригородов Альтдамма.

Русские занимали выше нас многие высоты на правом берегу Одера. Они установили там более тысячи орудий и непрерывным огнем громили позиции, дома и улицы Альтдамма и Финкенвальде, а также три моста.

Никогда с 1941 года мы не видели такой мясорубки.

В середине марта 1945 года жизнь на правом берегу Одера, у Штеттинского моста стала абсолютно невыносимой. Дома Альтдамма и Финкенвальде были разрушены или совсем рухнули поперек улиц, столбы трамвайных линий были сбиты, деревья искалечены, изрублены или обрублены как стебли папоротника. Повсюду путь преграждали огромные воронки.