Бенвенуто Челлини - Жизнь Бенвенуто Челлини

Меж тем я занимался золотых дел мастерством и им помогал моему доброму отцу. Другому своему сыну и моему брату, по имени Чеккино, как я сказал выше, преподав ему начатки латинской словесности, потому что он желал сделать меня, старшего, великим игрецом и музыкантом, а его, младшего, великим ученым законоведом, не в силах будучи побороть того, к чему нас склоняла природа, которая сделала меня приверженным к изобразительному искусству, а моего брата, который был прекрасного сложения и изящества, всецело склонным к ратному делу; и будучи еще очень молоденьким, уйдя однажды после первого урока в школе изумительнейшего синьора Джованнино де'Медичи; придя домой, когда меня не было, будучи хуже снабжен платьем и застав своих и моих сестер, которые, тайком от моего отца, дали ему мой плащ и камзол, отличные и новые, потому что, помимо помощи, которую я подавал моему отцу и моим добрым и честным сестрам, я от сбереженных моих трудов сделал себе это пристойное платье; видя себя обманутым и что у меня отняли сказанное платье, и не находя брата, ибо я хотел его у него отнять, я сказал моему отцу, почему он позволяет, чтобы мне чинили такую великую несправедливость, когда я так охотно утруждаюсь, чтобы ему помочь. На это он мне ответил, что я его добрый сын, а что этого он обрел, какового думал, что утратил; и что необходимо и даже самим Богом предписано, чтобы, у кого есть добро, давал тому, у кого нет; и чтобы ради любви к нему я снес эту обиду; что Бог воздаст мне всяких благ. Я, как юноша неопытный, возразил бедному удрученному отцу; и, взяв некий мой Скудный остаток платья и денег, пошел к одним из городских ворот; и не зная, какие ворота те, что приведут меня в Рим, попал в Лукку, а из Лукки в Пизу. Придя в Пизу, — было мне тогда лет шестнадцать, — остановившись возле среднего моста, где так называемый Рыбий камень, [34] Рыбий камень — так назывался рынок на набережной реки Арно в Пизе, где торговали морской рыбой. перед лавкой золотых дел мастера, смотря со вниманием, что этот мастер делает, сказанный мастер меня спросил, кто я такой и какое мое ремесло: на что я сказал, что работаю немного в том же самом искусстве, которым занят и он. Этот честный человек сказал мне, чтобы я вошел к нему в лавку, и тотчас же дал мне работу, и сказал такие слова: «По твоему славному виду я заключаю, что ты честный и хороший». И он выложил передо мной золото, серебро и камни; а когда я отработал мой первый день, то вечером он привел меня в свой дом, где он жил пристойно с красивой женой и детьми. Вспомнив о том горе, которое мог иметь из-за меня мой добрый отец, я ему написал, что я живу у очень доброго и честного человека, какового зовут маэстро Уливьери делла Кьостра, и выделываю у него много прекрасных и больших работ; и чтобы он был спокоен, что я прилежно учусь и надеюсь этими знаниями вскоре принести ему пользу и честь. Мой добрый отец тотчас же на письмо ответил, говоря так: «Сын мой, любовь моя к тебе такова, что, если бы не великая честь, которую я соблюдаю превыше всего, я бы тотчас же собрался ехать за тобой, потому что, поистине, мне кажется, что я лишен света очей, не видя тебя каждый день, как я привык. Я буду стараться по-прежнему вести мой дом к доблестной чести, а ты старайся совершенствоваться в искусствах; и я только хочу, чтобы ты помнил эти простые четыре слова, и их соблюдай, и никогда их не забывай:

В какой бы ни пришел ты дом,

Живи не кражей, а трудом».

Попало это письмо в руки этому моему учителю Уливьери, и он тайно от меня его прочел; потом он мне открылся, что прочел его, и сказал мне такие слова: «Значит, мой Бенвенуто, меня не обманул твой славный вид, как это мне подтверждает одно письмо, которое попало мне в руки, от твоего отца; по каковому это должен быть очень добрый и честный человек; считай же, что ты у себя в доме и как бы у своего отца». Живя в Пизе, я пошел посмотреть Кампо Санто [35] Кампо Санто — знаменитое кладбище в Пизе, где сохранились работы Чимабуэ, Джотто и других мастеров. и нашел там много красивых древностей, то есть мраморных гробниц; и во многих других местах в Пизе я видел много других древних вещей, над которыми все те дни, какие у меня оставались от моей работы в мастерской, я прилежно утруждался; а так как мой учитель с великой любовью приходил меня повидать в моей комнатушке, которую он мне дал, то, видя, что все свои часы я трачу на художество, он возымел ко мне такую любовь, как если бы был мне отцом. Я сделал большие успехи за тот год, что я там прожил, и работал из золота и серебра значительные и красивые вещи, каковые придали мне превеликого духу идти дальше вперед. Отец мой между тем писал мне очень ласково, что я должен вернуться к нему, и в каждом письме напоминал мне, что я не должен терять эту музыку, которой он с таким трудом меня обучил. При этом у меня тотчас же пропадала охота когда-либо возвращаться туда, где он, до того я ненавидел эту проклятую музыку; и мне поистине казалось, что я был в раю целый год, когда я жил в Пизе, где я никогда не играл. К концу года Уливьери, моему учителю, представился случай поехать во Флоренцию, чтобы продать кое-какой золотой и серебряный лом, который у него имелся; а так как в этом вреднейшем воздухе я схватил небольшую лихорадку, то с нею и с учителем я вернулся во Флоренцию, где мой отец учинил превеликие ласки этому моему учителю, нежно упрашивая его, втайне от меня, чтобы он согласился не увозить меня обратно в Пизу. Хворая, я провел около двух месяцев, и мой отец с великой нежностью заботился о моем лечении и выздоровлении, постоянно говоря мне, что он не может дождаться, пока я буду здоров, чтобы послушать немного мою музыку. И когда он беседовал со мной об этой музыке, держа в руке мой пульс, потому что он имел некоторые познания в медицине и в латинской науке, то он чувствовал в этом самом пульсе, как только он принимался говорить о музыке, такие великие перебои, что часто перепуганный и в слезах уходил от меня; так что, видя это его великое огорчение, я сказал одной из этих моих сестер, чтобы мне принесли флейту; и хотя у меня все еще была лихорадка, но, так как инструмент этот очень неутомительный, то у меня не случилось перебоев, когда я играл с такой прекрасной постановкой рук и языка, что отец мой, вдруг войдя, благословил меня тысячу раз, говоря мне, что за то время, что я был вдали от него, ему кажется, что я сделал великие усвоения; и просил меня, чтобы я продолжал и впредь и что я не должен терять такой прекрасный талант.