Наби Даули: Жил-был на свете человек

Старик взбодрился духом.

- Вот я и думаю, то ли уж самому дабравульно пойти на фронт, исколошматить фашиста вконец! - возвысил он голос, по-солдатски, этаким орлом выступая в середину избы.

Гостьи озорно расхохотались. А одна возьми да и скажи:

- А что? Разве ты не сгодился бы в солдаты? Еще как! Стройный, крепкий, руки-ноги что надо. Но, Халим-абзый, там, на фронте-то, солдат и без тебя хватает. Как-нибудь сами справятся с проклятым фашистом. Чтоб поумней был, в чужой огород нос не совал.

- И то правда, доченька, - сказал старик в ответ. - Дай аллах помощи нашим львам.

Старик хотел сказать еще что-то, но другая гостья неожиданно переменила тему разговора.

- А мы ведь, Халим-абзый, к тебе по делу.

- Хе, вот как. Что же это за дело? Давай-ка выкладывай, послушаем...

- Ты вот делаешь да делаешь эти свои санки. А не собираешься ли сам с ними в город пройтись? Вот что мы хотели спросить у тебя.

- Нет, доченьки, не собираюсь, - сразу твердо ответил хозяин. - Что я там позабыл? Нет, милые мои, на пустых-то санях только с горки катаются...

Женщины и сами понимали: откуда же они у старика, молоко, мясо, масло да сливки? Ни коровы во дворе, ни козы. Курочки снесутся раз в три дня, да и те теряют яички-то черт знает где...

- А ты не беспокойся, ноги твои, а кладь - наша. Мы тебя не обидим. Халим-абзый, может, рискнешь, а? - вступила в разговор другая. Перегружать тебя не станем. Ну, масла немного, яичек, тушку-другую гуся - вот в все.

И третья подхватила разговор очень ловко:

- То на фронт хотел дабравульцем, то уж и в город ему не хочется. Да что тебе стоит! Туда сто верст, обратно сто. Пошел - вернулся, и дело с концом!

Хватился хозяин, да уж поздно. Ах хитруньи! Ну и хитруньи... Впал старик в раздумье: послушаться их или не послушаться?.. И самого себя обругал: "Дурак старый. Дабравульно хотел на войну... вот болтун. Иди уж теперь, делать нечего, раз ноги зачесались..."

Женщины переглянулись, ожидая ответа. Знали они: есть еще одно слабое место у Халима - всю жизнь страшно любил он детей. И те прямо-таки льнули к нему. Одна из женщин с одного слова попала прямо в точку:

- Детей там много, в городе-то, осиротевших, эвакуированные...

- Да, да, - тотчас догадалась поддержать ее другая. - Они же, милые мои, молока да масла, поди, еще и в глаза-то не видали...

Вот это и решило все.

- Ладно, доченьки, - махнул рукой старик. - Ваша взяла! Готовьте свой груз, даст бог, дня через два выйдем в путь.

- Вот это по-солдатски, спасибо тебе, Халим-абзый!.. - довольно заворковали женщины.

Да, такие были времена! Жизнь держалась на женщинах. Все дела, все заботы пали на их хрупкие плечи. Потери, горе, заботы и печали - все принимали они на себя. Выражаясь языком тех дней, сами они были за командиров, сами же и за солдат. Малейшая посторонняя помощь была несказанно дорога. А старый Халим, так тот даже в санки впрягся, подался в город. Сто верст туда, сто обратно. Легко сказать!..

По правде говоря, старик не слишком-то верил в удачу. "Ладно уж, попробуем, - думал он про себя, - вернусь домой живехоньким, там видно будет..."

За трое суток добрался Халим-абзый до города. Не успел ступить на улицу, люди из первых же домов сразу высыпали, остановили, разобрали все нарасхват... Старик не торговался. Что просили, то и давал: "Вот маслице, вот яички, курочка, гусь - берите, берите..." Что совали в руки, то и забирал.

И сам не заметил, как быстро разделался. Вещей набралось полны санки. Зачем же ему теперь переться дальше в город? Повернул обратно - и домой.

Не прошло и недели, он уже был дома. Разговоры пошли по деревне! Вот тебе и старик. Целый воз городской одежды приволок! Стали хвалить-нахваливать, мол, да настоящий же он человек, за что взялся, то и сделал...

Заходит Халим-абзый к себе домой, а у него с полов до потолка все выскоблено-вымыто, печь побелена-натоплена. И сразу, пожалуйста, в баньку с дороги-то. Мясным супом-лапшой угостили. И спал старый Халим в ту ночь в тепле и чистоте, беспробудно и сладко, как младенец. Ах, эти женщины, умеют же согреть твою жизнь, будто само солнышко. Запечалишься - утешат. Милые, как хорошо, что вы есть на свете!..

На другой же день ранней ранью уже заявилась к Халиму на дом Мудирь-апа. Настоящее ее имя на деревне давно призабылось, а Мудирь-апа было ее прозвище. Тетя-Заведующая, стало быть. Прошла она в свое время какие-то там курсы-мурсы, заведовала клубом, библиотекой. И нигде никакого толку от нее не было. Потом назначили ее заведовать молочнотоварной фермой. Но и тут дело не очень-то подвинулось. Но Мудирь-апа оказалась женщиной решительной и оборотистой. Не долго раздумывая, взяла да уехала в город. А годика через два вернулась с муженьком на деревянной ноге. И совсем отошла от колхозных дел: "У меня на руках муж-инвалид!" - и баста. Всю землю возле дома и на задах пустила под всякие овощи, огородилась высоким забором и посадила на цепь огромную злую собаку. Замкнулась ото всех и целиком переключилась на личную жизнь: "Я вас не знаю, не вижу, и вы - меня!.."