Винсент Гог - Письма к брату Тео

Затем он посоветовал мне работать смело и много, не думая о том, что со мной было.

В Париже я понял, что тамошняя суета – не для меня.

Как я доволен тем, что видел Ио, малыша и твою квартиру, которая несомненно лучше, чем прежняя!!

Сейчас пишу этюд – старые, крытые соломой домики, на переднем плане хлеба и поле цветущего гороха, на заднем – холмы. Он, вероятно, тебе понравится. Я уже замечаю, что пребывание на юге помогло мне лучше увидеть север. Все получилось, как я предполагал: я лучше воспринимаю фиолетовый там, где он есть. Овер несомненно очень красивое место. Настолько красивое, что, на мой взгляд, мне лучше работать, а не предаваться безделью, несмотря на все неприятности, которыми может быть чревато для меня писание картин.

Здесь найдется что рисовать. Дорогой мой, по зрелом размышлении я не думаю, что работа моя станет хорошей, но лучшей, чем раньше, – наверняка. Все же остальное, например взаимоотношения с людьми, имеет лишь второстепенное значение. У меня нет таланта в таких вещах, и тут уж я ничего поделать с собой не могу…

Впрочем, если наладится с работой, придет и душевное спокойствие.

Сегодня опять виделся с д-ром Гаше, а в понедельник с утра отправляюсь к нему работать; обедать останусь у него же, после чего он зайдет взглянуть на мои картины. Он кажется мне человеком чрезвычайно разумным, но говорит, что профессия сельского врача повергает его в такое же отчаяние, как меня – моя живопись. На это я ответил ему, что буду очень рад поменяться с ним профессиями. В общем, я думаю, мы кончим тем, что станем добрыми друзьями. Между прочим, он сказал мне, что, если моя хандра, или как она там называется, станет для меня нестерпимой, он сможет кое-что предпринять для разрядки напряжения, и просил меня быть абсолютно откровенным с ним. Конечно, может наступить момент, когда я буду нуждаться в нем, хотя пока все идет хорошо. И мое состояние может даже улучшиться. Я до сих пор думаю, что заболел просто из-за южного климата и возвращение сюда само по себе излечит меня… Овер расположен настолько далеко от Парижа, что это настоящая деревня. И все-таки как сильно здесь все изменилось со времен Добиньи! Правда, изменения эти довольно приятные: тут много вилл и различных частных дач в современном вкусе – приветливых, солнечных, утопающих в цветах.

В наши дни, когда в недрах старого общества вызревает новое, все это на фоне довольно тучных полей производит отнюдь не отталкивающее впечатление: чувствуется возрастающее благосостояние. Повсюду я ощущаю – или мне кажется, что я ощущаю, – покой а lа Пюви де Шаванн. Нигде не видно заводов, зато в изобилии красивая, аккуратно подстриженная зелень. Кстати, не напишешь ли мне, какую мою картину купила м-ль Бош? Мне надо написать ее брату и поблагодарить; собираюсь также предложить ему с сестрой в обмен на два их этюда два своих. У меня готов рисунок старого виноградника, который я собираюсь превратить в картину размером в 30*, а также два этюда каштанов – розовых и белых. Собираюсь, если позволят обстоятельства, немного заняться фигурой. Будущие мои картины рисуются мне пока что еще очень туманно, обдумывание моих замыслов потребует времени, но постепенно все прояснится.

4 июня 1890

Часто думаю о тебе, Ио и малыше, когда вижу, какими здоровыми растут здешние дети, проводящие жизнь на воздухе. Но если их нелегко вырастить даже здесь, то уж сохранить им здоровье в Париже, на пятом этаже, и подавно бывает порою чертовски трудно. Что поделаешь! Надо принимать вещи такими, как они есть. Г-н Гаше уверяет, что родители должны непременно хорошо питаться, и советует с этой целью выпивать ежедневно по 2 литра пива. Уверен, что ты будешь очень доволен, когда познакомишься с ним поближе. Кстати, Гаше на это рассчитывает и при каждом свидании со мной заговаривает о вашем приезде. На мой взгляд, он так же болен и нервен, как я или ты, к тому же он много старше нас и несколько лет назад потерял жену; но он врач до мозга костей, поэтому его профессия и вера в нее помогают ему сохранять равновесие. Мы с ним уже подружились. Кстати, он случайно знал Брийя из Монпелье и придерживается на его счет того же мнения, что и я, полагая, что Брийя сыграл видную роль в истории современного искусства.

Работаю сейчас над его портретом: голова в белой фуражке, очень светлые и очень яркие волосы; кисти рук тоже светлые, синяя куртка и кобальтовый фон. Он сидит облокотясь на красный стол, где лежит желтая книга и веточка наперстянки с лиловыми цветами. Вещь сделана с тем же настроением, что и мой автопортрет, который я захватил с собой, уезжая сюда. Г-н Гаше в безумном восторге от этого портрета и требует, чтобы я, если можно, написал для него точно такой же, что мне и самому хочется сделать. Теперь он оценил наконец и последний портрет «Арлезианки» – у тебя есть розовый вариант этой картины. Всякий раз, когда Гаше смотрит мои этюды, он возвращается к этим двум портретам и безудержно восхищается ими.