Федор Шаляпин - Маска и душа

Ф.И.ШАЛЯПИНЪ

(Рисунок Бориса Шаляпина.)

Выпуская въ свѣтъ мою настоящую книгу, я считаю необходимымъ объяснить, что побудило меня, пѣвца, никогда литературой не занимавшагося, посвятить мои короткiе досуги нелегкому для меня труду — писать. Принято, правда, что люди, достигшiе значительной изѣстности на какомъ нибудь жизненномъ поприщѣ, въ автобiографiи или мемуарахъ разсказываютъ своимъ современникамъ, въ какомъ году они увидѣли свѣтъ, кто родилъ ихъ, въ какой школѣ они учились или лѣнились учиться, какъ звали дѣвушку, внушившую имъ первое чувство любви, и какъ они вышли въ люди. Одну книгу добровольцамъ литературы обыкновенно прощаютъ. Но мой случай сложнѣе. Этотъ узаконенный первый грѣхъ я уже совершилъ много лѣтъ тому назадъ. И это меня немного пугаетъ. Въ дѣтствѣ я любилъ красть яблоки съ деревьев сосѣдняго сада. Первое воровство садовникъ мнѣ охотно простилъ, но когда онъ поймалъ меня за этимъ дѣломъ второй разъ, то больно отодралъ. И вотъ боюсь, какъ бы мои доброжелатели не сказали:

— Чего это Шаляпинъ опять вздумалъ книгу писать? Лучше бы ужъ онъ пѣлъ…

Можетъ быть, оно такъ и есть. Но новую мою книгу я задумалъ подъ сильнымъ влiянiемъ одного внѣшняго обстоятельства, которому противостоять было трудно. Недавно исполнилось сорокъ лѣтъ со дня моего перваго выступленiя на театральныхъ подмосткахъ въ качествѣ профессiональнаго пѣвца. Въ это знаменательное для меня юбилейное утро я сдѣлался немного сентименталенъ, сталъ передъ зеркаломъ и обратился къ собственному изображенiю съ приблизительно такой, слегка выспренней рѣчью:

Высокочтимый, маститый Федоръ Ивановичъ! Хотя Вы за кулисами и большой скадалистъ, хотя Вы и отравляете существованiе дирижерамъ, а все-таки, какъ ни какъ, сорокъ лѣтъ Вы вѣрой и правдой прошли… Сорокъ лѣтъ пѣсни! Сорокъ лѣтъ безпрерывнаго труда, который богамъ, Васъ возлюбившимъ, бывало угодно нерѣдко осѣнять вдохновенiемъ. Сорокъ лѣтъ постоянного горѣнiя, ибо внѣ горѣнiя Вы не мыслили и не мыслите искусства. Сорокъ лѣтъ сомнѣнiй, и тревогъ, и восторговъ, и недовольства собою, и трiумфовъ — цѣлая жизнь… Какихъ только путей Вы, Федоръ Ивановичъ, не исходили за эти годы! И родныя Вамъ проселочныя дороги, обсаженныя милыми березами, истоптанныя лаптями любезныхъ Вашему сердцу мужиковъ, такъ чудесно поющихъ Ваши любимыя народныя пѣсни; и пыльныя улицы провинцiальныхъ городовъ родины, гдѣ мѣщане заводятъ свои трогательныя шарманки и пиликаютъ на нѣмецкихъ гармоникахъ; и блѣстящiе проспекты императорскихъ столицъ, на которыхъ гремѣла музыка боевая; и столбовыя дороги мiра, по которымъ, подъ мелодiю стальныхъ колесъ, мчатся синiе и голубые экспрессы. Какихъ только пѣсенъ Вы не наслушались. Какiя только пѣсни не пѣли Вы сами!..

Какъ въ такихъ случаяхъ полагается, ораторъ поднесъ мнѣ прiятный юбилейный подарокъ — золотое автоматическое перо, и такъ я всѣмъ этимъ былъ растроганъ, что далъ себѣ слово вспомнить и передумать опытъ этихъ сорока лѣтъ и разсказать о немъ, кому охота слушать, а прежде всего самому себѣ и моимъ дѣтямъ…

Долженъ сказать, что не легко дался мнѣ тотъ путь, о которомъ я упоминалъ въ моей юбилейной рѣчи, и не всегда съ неба, какъ чудотворная манна, падало мое искусство. Долгими и упорными усилiями достигалъ я совершенства въ моей работѣ, бережными заботами укрѣплялъ я дарованныя мнѣ силы. И я искренне думаю, что мой артистическiй опытъ, разсказанный правдиво, можетъ оказаться полезнымъ для тѣхъ изъ моихъ молодыхъ товарищей по сценѣ, которые готовы серьезно надъ собою работать и не любятъ обольщаться дешевыми успѣхами. Особенно теперь, когда театральное искусство, какъ мнѣ кажется, находится въ печальномъ упадкѣ, когда надъ театромъ столько мудрятъ и фокусничаютъ. Я смѣю надѣяться, что мои театральныя впечатлѣнiя, думы и наблюденiя представятъ нѣкоторый интересъ и для болѣе широкаго круга читателей.

Не менѣе театра сильно волновала меня въ послѣднiе годы другая тема — Россiя, моя родина. Не скрою, что чувство тоски по Россiи, которымъ болѣютъ (или здоровы) многiе русскiе люди заграницей, мнѣ вообще не свойственно. Оттого ли, что я привыкъ скитаться по всему земному шару, или по какой нибудь другой причинѣ, а по родинѣ я обыкновенно не тоскую. Но странствуя по свѣту и всматриваясь мелькомъ въ нравы различныхъ народовъ, въ жизнь различныхъ странъ, я всегда вспоминаю мой собственный народъ, мою собственную страну.