Федор Шаляпин - Маска и душа

Естественно, что послѣ этого нечаяннаго успѣха взглянула на меня нѣсколько болѣе благосклонно и Дирекцiя.

Успѣхъ не помѣшалъ мнѣ, однако, почувствовать, что въ первой сценѣ «Русалки» мой мельникъ вышелъ тусклымъ, и что на первый актъ публика реагировала поверхностно — не такъ, какъ на третiй, напримѣръ, въ которомъ я игралъ, по моему мнѣнiю, удачнѣе. Мнѣ не чужда мнительность, и я подумалъ, что роль мельника всетаки не совсѣмъ въ моемъ характерѣ, не мое «амплуа». Я пошелъ подѣлиться моимъ горемъ къ одному очень извѣстному и талантливому драматическому актеру, Мамонту-Дальскому, — русскому Кину по таланту и безпутству. Дальскiй меня выслушалъ и сказалъ:

— У васъ, оперныхъ артистовъ, всегда такъ. Какъ только роль требуетъ проявленiя какого нибудь характера, она начинаетъ вамъ не подходить. Тебѣ не подходитъ роль мельника, а я думаю, что ты не подходишь, какъ слѣдуетъ, къ роли. Прочти-ка, — приказалъ онъ мнѣ.

— Какъ прочти? — Прочесть «Русалку» Пушкина?

— Нѣтъ, прочти текстъ роли, какъ ее у васъ поютъ. Вотъ хотя бы эту первую арiю твою, на которую ты жалуешься.

Я прочелъ все правильно. Съ точками, съ запятыми, — и не только съ грамматическими, но и съ логическими передыханiями.

Дальскiй прослушалъ и сказалъ:

— Интонацiя твоего персонажа фальшивая, — вотъ въ чемъ секреть. Наставленiя и укоры, которые мельникъ дѣлаетъ своей дочери, ты говоришь тономъ мелкаго лавочника, а мельникъ — степенный мужикъ, собственникъ мельницы и угодьевъ.

Какъ иголкой, насквозь прокололо меня замѣчанiе Дальскаго. Я сразу понялъ всю фальшь моей интонацiи, покраснѣлъ отъ стыда, но въ то же время обрадовался тому, что Дальскiй сказалъ слово, созвучное моему смутному настроенiю. Интонацiя, окраска слова, — вотъ оно что! Значитъ, я правъ, что недоволенъ своей «Блохой», и значить въ правильности интонацiи, въ окраскѣ слова и фразы — вся сила пѣнiя.

Одно bel canto не даромъ, значить, большей частью наводитъ на меня скуку. Вѣдь вотъ, знаю пѣвцовъ съ прекрасными голосами, управляютъ они своими голосами блестяще, т. е., могутъ въ любой моменть сдѣлать и громко, и тихо, piano и forte, но почти всѣ они поютъ только ноты, приставляя къ этимъ нотамъ слога или слова. Такъ что зачастую слушатель не понимаетъ, о чемъ, бишь, эта они поютъ? Поеть такой пѣвецъ красиво, беретъ высокое do грудью, и чисто, не срывается и даже, какъ будто, вовсе не жилится, но если этому очаровательному пѣвцу нужно въ одинъ вечеръ спѣть нѣсколько пѣсенъ, то почти никогда одна не отличается отъ другой. О чѣмъ бы онъ ни пѣлъ, о любви или ненависти. Не знаю, какъ реагируетъ на это рядовой слушатель, но лично мнѣ послѣ второй пѣсни дѣлается скучно сидѣть въ концертѣ. Надо быть такимъ исключительнымъ красавцемъ по голосу, какъ Мазини, Гайяре или Карузо, чтобы удержать вниманiе музыкальнаго человѣка и вызвать въ публикѣ энтузiазмъ исключительно органомъ… Интонацiя!.. Не потому ли, думалъ я, такъ много въ оперѣ хорошихъ пѣвцовъ и такъ мало хорошихъ актеровъ? Вѣдь, кто же умѣеть въ оперѣ просто, правдиво и внятно разсказать, какъ страдаеть мать, потерявшая сына на войнѣ, и какъ плачетъ девушка, обиженная судьбой и потерявшая любимаго человѣка?.. А вотъ, на драматической русской сценѣ хорошихъ актеровъ очень, очень много.

Послѣ разговора съ Дальскимъ я еще съ большей страстью занялся изученiемъ милой «Блохи» и рѣшил отнынѣ учиться сценической правдѣ у русскихъ драматическихъ актеровъ.

Въ мои свободные вечера я уже ходилъ не въ оперу, а въ драму. Началось это въ Петербургѣ и продолжалось въ Москвѣ. Я съ жадностью высматривалъ, какъ ведутъ свои роли наши превосходные артисты и артистки. Савина, Ермолова, Федотова, Стрѣльская, Лешковская, Жулева, Варламовъ, Давыдовъ, Ленскiй, Рыбаковъ, Макшеевъ, Дальскiй, Горевъ и, въ особенности, архи-генiальнѣйшая Ольга Осиповна Садовская. Если Элеонора Дузэ на сценѣ почти никогда не была актрисой, а тѣмъ именно лицомъ, которое она изображала, то Ольга Садовская, кажется мнѣ, въ этомъ смыслѣ была еще значительнѣе. Всѣ большiе актеры императорской сцены были одинъ передъ другимъ на плюсъ, но Садовская раздавила меня одинъ разъ на всю жизнь. Надо было видѣть, что это была за сваха, что это была за ключница, что это за офицерская была вдова.

— И какъ это вы, Ольга Осиповна, — робко спросилъ я ее разъ — можете такъ играть?

— А я не играю, милый мой Федоръ.

— Да какъ же не играете?

— Да такъ. Вотъ я выхожу да и говорю. Такъ же я и дома разговариваю. Какая я тамъ, батюшка, актриса! Я со всѣми, такъ разговариваю.