По дороге Штейн сказал, что идет к Максиму Максимовичу Литвинову. Примерно через час приблизились к дому, в котором тогда жил Литвинов. Мы его увидели издали. Литвинов был не один, за ним следовала охрана…
Вскоре началась война, как и миллионы моих соотечественников, я ушел на фронт, после войны был оставлен в Германии. Работа в газете «Теглихе рундшау», органе советской прессы в Германии, открыла мне дорогу в архивы, в том числе и в архив гитлеровского министерства иностранных дел, фонды богатейшей библиотеки Берлинского университета и т. д. Я нашел там материалы о Литвинове. Предвоенные беседы с бывшими сотрудниками Наркоминдела обогатились новыми материалами, расширили познания о деятельности Литвинова, выкристаллизовали в моем сознании его образ – дипломата и человека.
Но много еще понадобилось сделать, чтобы я мог осуществить давно задуманный план – написать книгу о Литвинове. Не всегда обстановка благоприятствовала замыслу. Но я исподволь накапливал материал. Надо было спешить. Многие из тех, кто работал с Литвиновым, уходили из жизни. Я решил форсировать работу, разыскал дипломатов и партийных деятелей, хорошо знавших Литвинова. О двоих я сказал, теперь назову некоторых других. Я имел ряд бесед с Евгением Александровичем Гнединым, заведующим отделом печати НКИД, с Иваном Михайловичем Майским, послом СССР в Англии и заместителем народного комиссара иностранных дел, Семеном Максимовичем Мирным, советником НКИД в разных странах и в центральном дипломатическом аппарате, Семеном Ивановичем Араловым, послом СССР в Турции и в других странах, Анастасией Владимировной Петровой, помощником Литвинова в течение многих лет, Бенедиктом Игнатьевичем Козловским, генконсулом СССР в Китае, Юрием Мечиславовичем Козловским, личным референтом Литвинова, Владимиром Николаевичем Барковым, заведующим протокольным отделом НКИД, Николаем Николаевичем Любимовым, участником Генуэзской конференции, экспертом Наркоминдела, Анатолием Филипповичем Миллером, доктором исторических наук, экспертом НКИД, участником многих международных конференций, Владимиром Николаевичем Павловым, правительственным переводчиком, членом коллегии НКИД (МИД). В общей сложности я записал беседы с 96 партийными деятелями и дипломатами.
Не всегда легко было добиться согласия на беседу и далеко не всегда – получить необходимый материал. Мешали тени прошлого. Иногда я приходил к людям, которые встречали меня с недоверием и подозрительностью: «Вы хотите написать о Максиме Максимовиче? Похвально и даже очень полезно, но выйдет ли? Да я и не помню ничего».
Но постепенно налаживалась беседа, и перед моим мысленным взором разворачивалась панорама жизни Литвинова – революционера, дипломата, человека.
Много мне дали беседы с Л. А. Фотиевой – секретарем В. И. Ленина. Лидия Александровна помнила Литвинова с той поры, когда он вернулся из эмиграции, часто бывал на заседаниях Совнаркома. Татьяна Федоровна Людвинская, член КПСС с 1903 года, встречалась с Литвиновым в Швейцарии в годы эмиграции и позже в Москве. Она охотно поделилась со мной своими воспоминаниями и наблюдениями.
Одновременно я изучал зарубежные источники. Многие буржуазные исследователи основательно исказили образ Литвинова, немало издано и грубых фальшивок о советском дипломате, в том числе якобы написанные им так называемые «Заметки для дневника». Как признал бывший сотрудник американской разведки Пол Блэкстон на страницах американского журнала «Уикли ревью», фальшивка эта была сфабрикована провокатором Григорием Беседовским, работавшим в конце 20-х годов в советском полпредстве в Париже. Беседовский переметнулся в белогвардейский лагерь.
Опровергнуть эти материалы не представляло труда. Фальшивку Беседовского разоблачила сама зарубежная печать, вынужденная отмежеваться от топорно сработанной книжонки перебежчика. Что же касается других вымыслов и домыслов, то о них сказано в ходе моего повествования о жизни и деятельности Литвинова.
Когда работа над книгой подходила к концу, я обратился к А. И. Микояну с просьбой поделиться воспоминаниями о Литвинове. Согласие было дано. Беседы с ним были для меня чрезвычайно важны и полезны. Прочитав всю рукопись, Микоян дал согласие написать предисловие.
Затем я имел беседу с В. М. Молотовым, попросил его высказать мнение о Литвинове как дипломате. Молотов назвал Литвинова одним из крупнейших советских дипломатов. Но это было сказано через двадцать лет после кончины Литвинова.
Читать дальше