Курт Воннегут - Человек без страны

Но главная новость — это то, чем они срут. Внимание, правильный ответ: это уран. Каждый из них может осветить и согреть все дома, школы, церкви и офисы, например, Такомы [28] Город на северо-западе США, штат Вашингтон, насчитывает около 200 тысяч жителей. .

А теперь серьезно. Если вы следите за последними событиями в бульварной прессе (ею можно разжиться в ближайшем супермаркете), то наверняка знаете, что команда марсиан-антропологов изучала нашу культуру все последнее десятилетие, поскольку наша культура — это единственное, что еще заслуживает хоть какого-то внимания на этой планете. Можете смело забыть про Бразилию и Аргентину.

Как бы там ни было, на прошлой неделе марсиане отправились домой, потому что знали, что в скором времени тут должно разразиться глобальное потепление, и хорошо представляли его последствия. Кстати говоря, их космический корабль не был летающей тарелкой. Скорее, летающей суповой миской. А сами они довольно маленькие — всего пятнадцать сантиметров от земли. И вовсе не зеленые, а розовато-лиловые.

На прощание их маленькая сиреневая предводительница сказала своим мультяшным тоненьким голоском, что есть только две вещи в американской культуре, которые так и остались непонятны марсианам.

«А именно, — пропищала она, — мы так и не поняли, зачем нужны оральный секс и гольф?»

Это были отрывки из романа, над которым я работаю последние пять лет, — о Гиле Бермане, замечательном сорокавосьмилетнем эстрадном артисте разговорного жанра конца времен. Роман о том, какие шутки мы шутим, доедая остатки рыбы из океана и отравляя недоеденное, высасывая из земли последние капли и выжигая последние кубометры ископаемого топлива. Но она не позволит нам истощить себя.

Рабочее название этой книги (вернее, как раз наоборот — нерабочее) — «Если бы Бог жил сегодня». И знаете, я думаю, пришло время отблагодарить Бога за то, что мы живем в стране, где даже бедняки страдают избыточным весом. Впрочем, диета Буша может и это исправить.

И еще немного о романе «Если бы Бог жил сегодня», который я могу так никогда и не закончить. Его главный герой, выдающийся артист разговорного жанра Судного дня, не только осуждает нашу наркозависимость от ископаемого топлива и ее яростных защитников из Белого дома, но также в связи с перенаселением планеты выступает против сексуально ориентированного общения. Гил Берман обращается к своей аудитории так:

Я стал кастратом, черт побери. Дал обет безбрачия, как и по меньшей мере половина гетеросексуального римско-католического клира. Но безбрачие — не единственный способ.

Давайте поговорим о безопасном сексе! Говорить — дешево и удобно. А главное, впоследствии вам не придется ничего предпринимать, потому что не будет никаких последствий.

Когда моя истеричка — так я называю свой телевизор — включается и тычет мне в лицо своими сиськами и глупыми улыбками, говоря при этом, что все, кроме меня, будут трахаться сегодня вечером и что нация в критическом положении, так что я должен ломиться из дома покупать тачку, или таблетки, или складной тренажер, который помещается под кроватью, я смеюсь как шакал. И я и вы — все мы прекрасно знаем, что миллионы и миллионы добропорядочных американцев (и здесь присутствующие не исключение) вовсе не собираются трахаться сегодня вечером.

Мы, убежденные кастраты, предлагаем присоединиться к нашим рядам! Я с нетерпением жду дня, когда не кто иной, как сам президент Соединенных Штатов, который, возможно, тоже не собирается трахаться сегодня вечером, объявит Национальный день кастратов. Тогда, повылазив из своих кабинетов, мы выступим миллионной толпой. Плечом к плечу, с гордо задранными вверх носами, мы промаршируем по центральным улицам, по нашей помешанной на сиськах демократической стране, хохоча как шакалы.

Что там было про Бога? Что, если бы Он жил сегодня? Гил Берман отвечает: «Богу пришлось бы стать атеистом, поскольку все давно и безнадежно пропитано дерьмом, давно и безнадежно».

Я думаю, наша огромная ошибка, вторая по значимости после того, что мы люди, имеет отношение к истинной природе времени. У нас есть все инструменты (я имею в виду часы, календари и прочее), чтобы пустить его в нарезку, словно салями, и давать затем названия этим кускам, как будто бы мы ими владеем и как будто бы они неизменны, например: «11 часов утра, 11 ноября 1918 года», хотя на самом деле скорее ртуть убежит из ложки или начнет разламываться на части.