Борис Вадимович Соколов - Буденный - Красный Мюрат

Но вот насчет положительной в целом оценки Буденного Лев Давыдович явно не кривил душой, хотя Семен Михайлович и находился в стане его врагов. Однако Троцкий не считал его серьезным политическим противником, прекрасно сознавая всю политическую незначительность Буденного. Впрочем, Лев Давыдович и Ворошилова не считал сколько-нибудь серьезной политической величиной, справедливо полагая, что тот – всего лишь послушный исполнитель сталинской воли. За Буденным же бывший председатель Реввоенсовета признавал умение вести за собой бойцов – именно это означало умение командовать в условиях Гражданской войны. Когда он говорил, что Думенко был даровитее Буденного, то, вероятно, имел в виду красноречие Бориса Мокеевича, а отнюдь не наличие у него каких-либо особых стратегических способностей. К наличию таких способностей у бывших унтер-офицеров Троцкий вообще относился скептически.

Вероятно, прав Троцкий и в том, что экспроприации крестьянского добра не вызывали восторга у Буденного. Однако Семен Михайлович хорошо знал свое воинство и чувствовал, до каких пределов можно было бороться с грабежами. Разумеется, когда эксцессы перехлестывали через край и грозили разложением Конармии, меры принимались суровые и решительные. Мы еще в этом убедимся. Однако попытка полностью пресечь грабежи грозила тем, что Буденный останется командармом без армии, и он это прекрасно понимал.

Что же касается колебаний Буденного, о которых писал Троцкий, то никаких объективных доказательств их наличия у командарма Первой конной так никогда и не было найдено. На протяжении 20-х годов большевики не раз подозревали Буденного в том, что он при первой возможности может отшатнуться от большевиков и присоединиться к крестьянским повстанческим движениям, а то и возглавить их. Подозревал Семена Михайловича даже его лучший друг Ворошилов. Однако, похоже, страхи насчет Семена Михайловича были изрядно преувеличены. Троцкий справедливо отмечал, что измена отдельных бойцов и командиров Конной армии, нередко переходивших к белым целыми полками, никак не может быть поставлена в вину ни Буденному, ни Ворошилову. Тем более что большинство казаков в изменивших полках прежде служили у белых и вошли в состав Конармии только после взятия Новороссийска.

Буденный был человеком себе на уме, но безусловно лишенным политических амбиций. Он был до крайности тщеславен, но к власти не стремился – может быть, потому, что не имел склонности к администрированию. По многим свидетельствам, как руководитель в мирное время он был никакой, да и в Великую Отечественную ничем выдающимся не отличился. Буденный жил по принципу: от добра добра не ищут. Раз советская власть его привечает, раз у него есть могущественные покровители и защитники в лице Сталина и Ворошилова, готовые всегда прикрыть Конармию от гнева центральных органов, то совершенно незачем лезть в какие-либо опасные авантюры, изображая из себя нового Махно. Тем более что конкурировать с настоящим Махно Семену Михайловичу было трудно – по уровню харизматичности Нестор Иванович его превосходил на целую голову. Махно ведь фактически создал и собственную армию, никому, кроме него, не подчинявшуюся, и даже собственное мини-государство на юге Украины (если, конечно, термин «государство» применим к анархистскому образованию). Вождь анархистов был замечательным оратором и умел воодушевлять соратников в самой безнадежной обстановке. Буденный же, по воспоминаниям всех его знавших, отличался редким косноязычием. И вообще не очень понятно, как ему удавалось держать под своей властью десятки тысяч своевольных бойцов. Очевидно, какой-то внутренней харизмой он обладал, и ему беспрекословно подчинялись те, кто прежде имел гораздо большие заслуги и считался куда более лихим конником. Например, тот же Тюленев, подпрапорщик и полный георгиевский кавалер, служил у Буденного всего лишь комбригом.

Но Семен Михайлович чувствовал, что не сможет командовать всеми вооруженными силами, а тем более – управлять государством. Правда, он, как и подавляющее большинство людей, был более высокого мнения о своих способностях, чем окружающие, и искренне верил, что рожден настоящим командующим армией, а то и фронтом (хотя в Великую Отечественную выяснилось, что фронтом командовать ему явно не по силам). Однако даже на пост главнокомандующего или военного министра Семен Михайлович никогда не замахивался, знал свой шесток и понимал, что военному лезть в политику – гиблое дело, особенно в советское время. Один из его соперников, Миронов, как раз за политику и поплатился жизнью, поскольку всерьез возомнил себя третьей силой на российской шахматной доске, способной бороться и с белыми, и с большевиками. Буденный такой ошибки никогда не допускал даже в мыслях. Его тщеславие вполне удовлетворяли внешние почести, а их ему советская власть воздавала с лихвой. Буденный превратился в фигуру символическую. Пропаганда много лет создавала его плакатный образ, иллюстрирующий, какие возможности создает советская власть для народа – крестьянин-бедняк, искренне принявший идеи коммунизма, стал одним из первых советских маршалов и выдающихся полководцев. Правда, Буденный был сыном не совсем уж бедного крестьянина, да и в идеалы коммунизма, похоже, никогда не верил, но это неверие, разумеется, никак не афишировал. А внешность для плакатов и фотографий была очень подходящая – симпатичный бравый кавалерист. Одни усы чего стоили!