Отведав смачных даров деревенской кухни и взяв кое-что про запас, пассажиры веселели. И если при посадке и первом устройстве в вагоне возникали неурядицы и нелицеприятные разговоры, часто переходившие в крепкие словесные перепалки, то вскоре все ехавшие, несмотря на тесноту, как-то устраивались, знакомились, добрели и чаще всего расставались друзьями.
В каждом вагоне раздавались песни - порой под гитару, а чаще под знаменитую русскую трехрядку. Мы пели о Родине, о защите ее границ, о любви и дружбе.
Большинство тех песен пришли с экрана. Незабываемые кинофильмы "Цирк", "Трактористы", "Чапаев", "Истребители", "Парень из нашего города" и по сей день волнуют зрителя, а песни - особенно.
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор.
Нам разум дал стальные руки - крылья,
А вместо сердца - пламенный мотор.
Все выше, и выше, и выше
Стремим мы полет наших птиц,
И в каждом пропеллере дышит
Спокойствие наших границ.
В вагоне пели все, пел и я, но больше смотрел в окно. Хотелось увидеть те места, где партизанил знаменитый дед Талаш, о котором замечательно рассказал народный писатель Белоруссии Якуб Колас в повести "Трясина". Хотелось как следует разглядеть ту украинскую землю, по которой лихо скакал в рядах буденновцев Павел Корчагин. Все тогда мечтали стать похожими на Павку, дружить, любить, быть преданными делу по-корчагински. Все помнили клятву Павла на могиле погибших друзей: "Самое дорогое у человека - это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое..."
А как хотелось увидеть знаменитый Тихий Дон, где так многотрудно жили, боролись, любили шолоховские герои!
Но вот и Батайск - небольшой чистый городок, расположенный в десяти километрах южнее Ростова-на-Дону. Я быстро нашел училище и смотрел на окружающее с удивлением: здесь все было по-военному. Строгие здания казарм и учебных классов, подтянутые бравые курсанты в строю. Чеканя по-уставному шаг, они отдают честь старшим по званию. Я уже знал, как по нашивкам на рукавах, по треугольникам, кубам и шпалам отличать младших командиров от старших.
Шагая с самодельным деревянным сундучком в руках, жадно всматривался я в каждое строение, искал глазами аэродром с множеством невиданных самолетов. Ведь именно отсюда мне предстоит взлететь в небо на боевом истребителе...
Сданы документы. Получены первые командирские распоряжения: все приезжающие направляются в карантин. Резкое непонятное слово "карантин" всех немного волновало. Однако, поужинав сытно, "по-летному" в уютной курсантской столовой; разместились в светлой большой казарме. Перед сном всех нас сводили в баню, постригли наголо - и мы надолго распрощались с завидной мужской красотой.
Перед отбоем было немало толков, тревожных разговоров. Многие считали, что нас ввели в заблуждение, что не курсантами будем, а красноармейцами, так как летный набор уже закончился. Но утром подъем по распорядку дня, завтрак без перекура и - строем на медкомиссию.
До санчасти грозный старшина несколько раз останавливал вас, пытаясь заставить петь строевую песню. Мало кто знал строевые солдатские песни, поэтому начавший было запевать Костя Немирко поддержки не получил. Тогда старшина Кузнецов, которого тут же окрестили "колуном" (потом оказалось, что это прозвище дали ему наши предшественники за жесткую и далеко не всегда уставную требовательность, а порой и грубость), остановил строй и предупредил: кто не будет петь, тот к медкомиссии не будет допущен.
И вот начали с шага на месте под громкую команду старшины: "Рррясь, рррясь, рррясь, а-а, три-ии... и ррясь, а-а, три-ии... Запевай!" Шагаем на месте, в строю твердого шага нет, потому что один в ботинках, другой в сапогах, а третий в сандалиях. Стоявший в середине строя Костя Немирко, не выдержав, запел про казака Голоту. И хотя мало кто знал эту песню (впоследствии она стала самой любимой), но подхватили ее во всю глотку: никому Не хотелось "самоустраняться" от медкомиссии. Старшина остался доволен.
День ушел на хождение по врачам. К вечеру все страхи остались позади, а ряды наши значительно поредели. Среди летчиков всех возрастов бытует масса анекдотов и юмористических рассказов о том, кто и как в разные годы проходил медицинскую комиссию. Мы не оказались исключением, и ночью многие "счастливчики" тайно делились друг с другом, как "провели" докторов.
Читать дальше