Штурм Берлина - Воспоминания, письма, дневники участников боев за Берлин

Мы подумали: что нам делать с ними – нас было слишком мало, чтобы взять их всех под конвой. Пришлось приказать им строиться в колонны и под командой своих же офицеров направляться в сторону наших войск.

Только успели мы отправить последнюю партию, как из-за угла прямо на нас строевым шагом вышла вооружённая колонна человек в двести, во главе с офицером. Я вышел на середину перекрёстка. В пяти метрах от меня немецкий офицер остановил колонну, повернулся ко мне, расстегнул кобуру, вынул пистолет и, подойдя поближе, вручил его мне. Затем отошёл на три шага, стал и ждёт. Я приказал колонне сложить оружие. Офицер ответил, что солдаты согласны сложить оружие лишь в том случае, если им гарантируют жизнь, так как отряд является ударной колонной войск СС.

– Пленных мы не расстреливаем, – ответил я.

Солдаты, проворно сложив на тротуаре винтовки, автоматы и противогазы, снова построились в колонну. Каску не снял никто. Спрашиваю:

– Почему не сняли каски? Ведь никто не стреляет.

– Нет, – последовал ответ, – мы останемся в касках, потому что идёт дождь…

Я позволил им итти в плен в касках, раз им это уж так нравится. Впрочем, пройдя метров тридцать, они стали сбрасывать каски на мостовую…

1 мая

– Кончено, – сказал капитан Кудяков, – теперь можно вымыться вон в том канале, у которого Геббельс мечтал в лунные ночи.

Сегодня я со своим другом связистом Кукшиным стоял у здания рейхстага. Вижу, что Кукшин задумался чего-то. Спрашиваю:

– Ты чего, Кукшин, задумался?

Он молчит. Потом он высказал свою мысль:

– А як нэ вылыка була у Гитлера сыла, а мы её зломыли.

2 мая

Выпили мы с товарищами по кружке вина в честь Победы у самых Бранденбургских ворот. Потом решили мы немного пройтись, посмотреть на германскую столицу, как выглядит она сегодня.

Смотрю, на скамейке сидят три женщины. Вот, думаю, уже вылезли немки – на солнышке греются. Даже выругался. А они, должно быть, услыхали и кричат вдогонку:

– Русские мы, чего своих не признаёте.

Действительно, смотрю, кажется, наши девушки. И тут обомлел я. Свою знакомую узнал – из нашего посёлка. Как оказались они здесь, да еще в такой день? Любимая моя Аня и ее сестры Клава и Маруся. Четыре года я Аню не видел, а ведь еще в школе на одной парте сидели. И Аня плачет.

Лицо у неё порохом обожжённое. Работали они на берлинской фабрике, в лагере жили. А как только освободили их, Аня и её сестры стали нашим раненым помогать.

Так мы и встретились почти что у самых Бранденбургских ворот.

Тут узнал я, что и моих сестёр Нюру и Дуню немцы тоже увезли на чужбину. Только не знает Аня, в каком месте они находятся.

Побежал я к своему командиру. Всё рассказал майору. А он приказал мне позвать моих землячек в гости к бойцам нашего батальона.

Вечером мы с Аней совместное письмо на родину написали о нашей встрече и всех родных и соседей поздравили с великой победой.

Мне пришлось побывать в рейхстаге, когда бои здесь кончились. На задымленных стенах были уже тысячи надписей, сделанных советскими воинами…

На одной из колонн прочёл я наспех написанные мелом слова:

"От Пено до Берлина. Гвардии сержант Кунявин". Много воспоминаний пробудила в моей памяти эта надпись. Ты ли это, Петр Кунявин, мой давний славный товарищ, боевой соратник?!

Мы расстались с ним зимой 1943 года на Северо-Западном фронте.

Многие знают маленький посёлок Пено, затерянный среди лесов Калининской области. Этот поселок прославлен Лизой Чайкиной.

Там, в Пено, я был у пулемётчика Кунявина вторым номером, и оттуда мы пошли с ним в наступление.

В одной ожесточённой схватке мы оба были ранены и после боя оказались рядом на носилках в медсанбате. И тут Кунявин сказал мне не то шутя, не то серьёзно:

– Ну, браток, если попадём мы в разные госпитали, то, значит, встретимся только в Берлине.

Мы попали в разные госпитали, а потом где я только ни воевал, но о Кунявине не слышал.

Обойдя залы рейхстага, я снова вернулся к колонне и к подписи гвардии сержанта Кунявина добавил свою. Доведётся ли моему боевому другу узнать, что мы вместе брали Берлин?

Что пережил я сегодня, – этого описать нельзя, невозможно. Это день долгожданный, незабываемый. Ах, как мы тебя ждали, – радостный, солнечный, весенний день нашей победы! Какими словами выразить мне эту великую радость?