Array Array - Кузница милосердия

Так я сбегал на час, на два, на три раньше времени.

Однажды ко мне вошла начальница, пожевала губами и потребовала объяснений.

- Но я же все сделал, - сказал я жалобно.

- Часы надо высиживать, - не без сочувствия ответила та.

Но я видел, во что превращаются фигуры тех, кто высиживает многочасовые лечебно-профилактические яйца. И дело не в факте сидения, потому что сейчас я тоже все время сижу, и неизбежно располнел, но именно докторский стан после долгого высиживания приобретает какие-то своеобычные формы. Откладываются какие-то совершенно особенные, тугоплавкие жиры, впитавшие вялое атмосферное электричество...

- Так чем же мне заниматься? - спросил я.

- Работайте с документами.

И я работал с документами: сидел и уныло перебирал больничные листы, читая об уголовной ответственности за их неправильную выдачу - по закону, принятому в щедром на выдумки 1937 году.

А вот в больнице я постепенно обнаглел и на излете врачебной деятельности уходил уже через час после появления на работе. Я говорил, что пошел лечить зубы.

Наконец, там рассвирепели.

Вообще-то ко мне приставали и с другими придирками. Последний начмед, например, упрекал меня в убогости стиля при оформлении историй болезни. Я еще скажу об этом отдельно. Я не то чтобы исправился, будем скромнее, но я старался, и надеюсь, что ему еще представиться случай ознакомиться с результатами.

Я уже давно расстался с больницей, когда разразилась атипичная пневмония. Озаботившись ее победным шествием, я позвонил бывшим коллегам. Какие, дескать, принимаются меры.

Первым ответом было удивленное:

- Никаких.

Я не поверил, и те сознались: меры все-таки приняты.

Теперь я успокоился.

По отделениям распространили приказ-инструкцию: "Как Мыть Руки".

1. Открыть кран.

2. Правая рука моет левую, а левая - правую, другие варианты не допускаются.

3. Нужно много обмылков, чтобы они были разовыми.

И что-то еще, уже лишнее.

Я где-то или у кого-то прочел, что на Тайване уже выставили в общественные туалеты бутыли со спиртом, для обработки рук. Боятся, несчастные, этой ужасной новой болезни.

А ничего другого и не нужно. У нас, если спирт в общественном туалете заканчивается, его даже с собой приносят.

В нашей больнице как было?

Привезли однажды дифтерию, на ночь глядя. Ну, пошел звон. Вернее, старческий скрип: с приемным покоем немедленно связалась некая Мария Николаевна, которая работала местным эпидемиологом лет уже пятьдесят. Была она маленькая, беленькая, любила проводить занятия по холере, всюду ходила. Это ее, как я рассказывал в хронике, обманули в реанимации, от которой Мария Николаевна потребовала выстроить особую утятницу: мойку для уток. И утятницу выстроили, и всякий раз, когда Марья Николаевна появлялась, ей гордо показывали, а Марья Николаевна только руками плескала, растроганная. Так утятница без дела и простояла.

И вот Марья Николаевна позвонила и прочитала подробную инструкцию: что делать и как обрабатываться после приема дифтерии.

- Щас, - сказал приемный покой.

И слили спирт.

Сказали друг другу:

- Начнем, пожалуй?

Отвлеченное воспоминание.

Я не то, чтобы очень маленький, но здорово средний. Рост у меня так себе. А как мне хотелось быть высоким!

Не для привлечения дамского пола. В этом я больше рассчитывал на создание атмосферы вседозволенности. При достаточном объеме вспомогательных ресурсов получалось вполне достойно.

Впервые мне захотелось быть высоким в кино, чтобы все было видно, а другим, которые харкают и чешутся сзади, ничего видно не было.

Потом - на физкультуре, потому что меня постоянно выстраивали в шеренгу поближе к концу, где почему-то накапливались спортивные отбросы. Я и сам был не лучше, но, когда б уродился повыше, попал бы к заносчивым баскетболистам, а там бы уж чего-нибудь нахватался.

В последний раз моя зависть разожглась в одной пивной возле Финляндского вокзала. Тем вечером в ней все выглядело странным и фантастичным. Во-первых, туда пришли мы - то есть я, да еще мой приятель уролог К., о котором я много писал. У нас с ним установилось тончайшее взаимопонимание. Выходим, бывало, из больницы, и я к нему обращаюсь: "Вот что я думаю..." А он мне мгновенно: "Я - за!"

Во-вторых, там наливали красновато-кровавое экспериментальное пиво с названием, которого я потом нигде не встречал: "Гладиатор".