Александр Ханин: Рота, подъем!

– Киев.

И я "ехал" в Киев, называя этот пароль служащей девушке из ИЦ.

– Добрый день…

– Санек, привет.

– Как ты меня узнала?

– А ты единственный в городе, кто даже в три часа ночи говорит

"Добрый день".

– Для нас и ночь – день добрый. Справочку дашь?

– Тебе я не смогу отказать. Диктуй.

Среди тех, кто дежурил вместе с нами, были и отслужившие в армии, вернувшиеся домой и вгрызшиеся в гранит науки. Их рассказы были солью наших посиделок. Ну как можно было пропустить рассказы Сережи о службе в дивизии Дзержинского в Москве или рассказы Олега о службе в штурмовой бригаде? Мы, салаги, сидели, открыв рот, и не предполагали, что в скором времени многим из нас предстоит надеть кирзовые сапоги.

Родителям мое времяпровождение не нравилось, несмотря на то, что я не пил и не курил, как многие сверстники. Они считали, что еврей и мент могут сидеть только по разные стороны стола, но поделать ничего не могли. Никакие уговоры, никакие объяснения на меня не действовали, и я снова пропадал в ночных рейдах, на тренировках по рукопашному бою и собраниях внештатников, проводимых прямо в отделе и, конечно, у Екатерины, которая часто ночевала в бабушкиной квартире на Мойке.

– Не надо сегодня. Ну, зачем тебе это надо? – обычная защита советской девушки в постели, чувствуя рядом с собой неутомимого мужчину.

– Я люблю тебя.

– Я тебя очень люблю, но, может быть, мы сегодня поспим?

Кто научил женщин этим вопросам, на которые нельзя дать вразумительный ответ? Где был Фрейд, когда утверждали, что в СССР секса нет? Почему молодым людям надо было всего добиваться экспериментальным путем проб и ошибок? На эти ответы зарождающаяся в

Советском Союзе наука психология не спешила дать ответы.

При таком образе жизни было естественно, что в момент выбора летнего трудового лагеря в институте, я выбрал городской оперотряд, куда меня с радостью утвердил не только институтский комитет комсомола, но райком. Призыв

Мама с сестренкой отдыхали в небольшом санатории на острове под

Ленинградом, а я, выполняя обязанности командира оперотряда центра города, бегал во время каникул после окончания первого курса, на

Невском проспекте, фанатично стараясь избавить город от спекулянтов и валютчиков. Ночные рейды стали частью моей жизни, и родитель, и так не часто наблюдавший меня дома, совсем перестал лицезреть мою личность в родных пенатах в квартире с камином, расположенной в старинном доме построек времен Петра Первого между Марсовом Полем и

Эрмитажем.

Наши оперотрядные мероприятия не всегда выглядели культурно, с учетом того, что любой даже самый мелкий валютчик знал, что мог получить срок от трех лет. Мы не только патрулировали улицы центра города в команде, но и оформляли задержанных, передавали их патрулям, отчего знали все милицейские машины в районе. Горком комсомола устраивал дополнительный мероприятия под своим началом. В таком рейде я познакомился с корейцем Юрием Кимом, командиром подобного нам отряда соседнего, Невского района.

– У тебя ксива с собой?

– С собой.

Отсутствие удостоверения у Кима было необычным явлением для оперативника, но кореец не дал мне сильно задуматься.

– Пойдем с тобой в паре. Приводить будем не к вам, а в оперчасть гостиницы.

Мы вышли на перпендикулярную Невскому проспекту улицу, идущую мимо гостиницы Европейская к памятнику Пушкину, за которым стоял

Русский музей.

Ким сразу встал около двери туристического автобуса. В темном салоне через тонированные стекла виднелся известный всему району валютчик, разговаривающий с водителем.

– Будем брать.

– С чем ты его брать будешь? Он никогда так не будет брать баксы.

– Не важно с чем. За приставание к иностранцам.

– Там и иностранцев-то нету.

Валютчик начал спускаться по лестнице из автобуса. Ким, не слушая меня, быстро приблизился к двери.

– Предъявите Ваши документы.

– А ты кто такой?

– Милиция. Покажи ему удостоверение.

Я достал удостоверение внештатного сотрудника милиции, уже предчувствуя неладное.

– Да пошли вы оба, – валютчик, чувствуя, что за ним в этот раз ничего нет, дернул рукав, за который ухватил кореец.

– Со мной! – опять потянул на себя руку Юрий.

– Пошел ты, – парень резко дернул руку и встал в стойку.

Кореец последовал его примеру, и шоу, на которое нельзя было бы достать билеты ни за какие деньги, началось. Таких спаррингов я не наблюдал ни на одной тренировке. Валютчик ударил, Ким поставил блок и нанес встречную серию ударов руками и ногами, но спарринг – партнер свободно от них ушел. Резко развернувшись, валютчик, вяло переставляя ногами, побежал, Ким бросился за ним, в этот момент убегавший резко оттолкнулся от земли и постарался ударить корейца ногой в живот, попав в жесткий блок. Сунув удостоверение в карман, я подбежал к ним.