Виктор Троегубов - Жизнь в «Крематории» и вокруг него

Где-то на четвертом или пятом месяце беременности моя жена Лена сдавала в женской консультации очередные анализы. После получения их результатов ее участковый гинеколог забил в набат: нужно срочно ложиться в больницу – в противном случае он сулил неприятности. Будущей маме было уже тридцать шесть лет, что при чудовищном уровне совковой (здесь уместен именно этот термин) медицины легкого протекания беременности и родов не обещало. Я пытался уговорить Лену следовать рекомендованному врачом пути, но она встала против – как панфиловцы перед немецкими танками. С другой стороны, укладываться в стационар, где единственным методом лечения является обкалывание роженицы антибиотиками, чреватыми тяжелыми последствиями для будущего ребенка, не хотелось. В этот ответственный момент жена вспомнила о существовании некоего клуба «Здоровая семья», предлагавшего нетрадиционные – не медикаментозные – методы. После проведения рекомендованного инструктором клуба курса фруктовой диеты анализы нормализовались, что врач считал невозможным. Согласитесь, ситуация сама показывала – кому (врачам или неформалам) верить. В итоге жена полностью уверовала в предлагаемые клубом пути и стала ходить на специальные занятия. Иногда приходилось посещать эти еженедельные сходки и мне (от чего я, правда, под всеми предлогами старался увильнуть), и многое из услышанного там однозначно воспринималось разумным и правильным. Постепенно мы пришли к пониманию целесообразности рождения ребенка в домашних условиях, и, надо признаться, все прошло отлично.

Уже через несколько дней после родов к нам заехал наш приятель Алексей Нешин, давно профессионально занимающийся фотографией. Он и сделал самые первые снимки маленькой девочки Василисы, а через несколько дней перезвонил по телефону и сообщил нам, что в разделе светской хроники журнала «Огонек» вскоре появится статья о наших домашних родах с фотографией новорожденной. Финалом этой истории стал мартовский (№10 за 1992 г.) «Огонек» со статьей «Дети «Крематория».

Январь и большую часть февраля мы провели в Москве. Главной причиной этого, конечно же, явилась смерть матери Армена, но и без того чувствовалась необходимость каникул. У каждого из участников группы просто набралась куча обычных семейных дел. Да и накопившаяся усталость от непрерывных гастролей начинала сказываться на концертной программе, так что стихийный перерыв оказался очень кстати. К тому же необходимо было подумать о свежем материале. Проблемы с комплектацией группы – я имею в виду сомнения Армена по поводу гитариста – разрешились. То, что участники группы высказали три месяца назад в противовес мнению лидера, подтвердилось практикой. Теперь, когда коллектив музыкально и духовно сплотился, пришла пора порадовать поклонников новым диском. Конечно, до выхода этого альбома в свет было еще очень-очень далеко – пока речь шла лишь о начале работы над новым материалом.

В один прекрасный (а может, наоборот, обычный) день Григорян принес и раздал всем кассеты со своими новыми сочинениями. Это была обычная домашняя запись на бытовом магнитофоне, где под собственный аккомпанемент на гитаре он пропел 10 – 15 пока еще никому не известных песен. Было видно, что внутренне Армен созрел для новой работы, и этому творческому выплеску предшествовали многие обстоятельства…

Где-то через неделю я «выдал» всем аналогичные кассеты, где было записано три или четыре моих опуса. Я не думал, что все они войдут в следующий альбом, но предполагал, что после коллективной репетиционной обработки пара из них вполне выдержит конкуренцию с песнями Армена. Мне не хотелось бы, чтобы после этих слов кто-то подумал, будто моей задачей было соперничество с Григоряном. Ничуть, да и конкурировать с ним – мне не с руки. Армен – продуктивный автор, ему ничего не стоит «выдавать на гора» столько материала, сколько необходимо. Я, наоборот, пишу песни довольно редко – лишь когда чувствую такую потребность…

А надо вам сказать, что слушать «сырые» заготовки будущих песен – дело неблагодарное. Они еще не только не имеют ярких индивидуальных черт (будь то запоминающиеся гитарные риффы или выверенные сольные партии), но еще не оформились ритмически: каждую из них пока еще можно «развернуть» абсолютно разным образом. Говорю я это к тому, что на этом этапе большинство вещей воспринимаются довольно бесцветно и не вызывают особого желания работать с ними. Как бы то ни было, мы нашли место для репетиций, – наша предыдущая база в железнодорожном депо к тому времени уже накрылась медным тазом, – и теперь таковым на краткое время стал закуток в Центральном Доме культуры медработников на улице Герцена. Тамошний радист Виталий жил где-то на Речном вокзале, и был вычислен кем-то из наших знакомых, кажется Вовой Корнеевым. После того как в его кабинетике Андрей Сараев устанавливал ударную установку, мы чудом втискивались в оставшиеся полости, и репетиция начиналась. Все это было дико неудобно, но других вариантов тогда не было. Все помещения в столице, включая много лет пустовавшие подвалы и чердаки, в условиях новых товарно-денежных отношений представляли интерес для многочисленных коммерческих предприятий и фирм. Группе, даже такой известной, аренда помещения была явно не по карману.