Быть может, этими поступками и объясняется завещание Константина Симонова после смерти развеять его прах над Буйничским полем под Могилевым. Якобы здесь писатель впервые понял, что имеется шанс, что страна войну не проиграет. Не слишком верится. А ют как извинения за свои ошибки, совершенные при жизни, более правдоподобно.
С конца 1940-х годов писатель меняет формат своих произведений. От стихотворений он постепенно отходит к романам, сценариям, пьесам. Пьеса и фильм «Русский вопрос», романы «Дым отечества», «Товарищи по оружию», фильмы «Второй караван», «Бессмертный гарнизон» — вот далеко не полный перечень произведений того периода. Плюс колоссальная организаторская работа. В 1946–1950 годах Симонов — главный редактор журнала «Новый мир», в 1950–1953 годах — главный редактор «Литературной газеты». Вот так, все время вверх и вверх до 1953 года, до смерти Сталина:
Нет слов таких, чтоб ими описать
Всю нетерпимость горя и печали.
Нет слов таких, чтоб ими рассказать,
Как мы скорбим по Вас, товарищ Сталин.
Но это еще простительно, сотни писателей и поэтов шли в этом же потоке. Кто заметнее, кто скромнее, в силу своего таланта и совести. А далее — грубая ошибка.
После смерти Сталина Константин Михайлович был уверен, что Хрущев продолжит сталинский курс, слишком велики, он считал, заслуги Иосифа Виссарионовича в великой победе советского народа. Он не уловил вовремя, что Никита Сергеевич взял решительный курс на разоблачение культа личности вождя. Когда же грянул XX съезд КПСС, расставивший все необходимые акценты в оценке деятельности Сталина, он попытался быть «святее папы римского» и опубликовал в 1956 году в журнале «Новый мир», который тогда возглавлял, несколько очень острых произведений. Можно упомянуть роман В. Дудинцева «Не хлебом единым», рассказ Даниила Гранина «Собственное мнение».
В 1957 году перед Политбюро, куда входили Молотов, Косыгин, Каганович, Маленков, Никита Сергеевич, который наверняка не читал критикуемых им произведений, выступил с очень резкой критикой главных редакторов толстых журналов и, в частности, Симонова. Гранин вспоминает о том уважении, которое испытывали молодые писатели к фронтовому поэту и писателю, которое только возросло после публикации критических произведений. Хрущев призвал Симонова к ответу на одной из встреч с творческой интеллигенцией.
«Начал Константин Симонов с того, что признал свою ошибку, осудил публикацию романа Дудинцева и моего рассказа, то есть как бы отрекся от нас, затем проникновенно обратился к Хрущеву:
— Вы знаете, Никита Сергеевич, как я вел себя в годы войны, я не раз бывал на самом переднем крае, ничего не боялся, и, если надо будет, я сумею подтвердить свою преданность партии и правительству.
И он с чувством приложил руку к сердцу. Думаю, что все это было искренне, но мне стало стыдно. Надо отдать должное Хрущеву, он сказал:
— Неужели, товарищ Симонов, нам надо снова начинать войну, чтобы вы доказали свою верность?
Раздался смех, Симонов принужденно смеялся вместе со всеми».
Это не помогло, через год Симонов был снят с большинства руководящих должностей и отправлен по сути дела в ссылку в Ташкент в качестве корреспондента газеты «Правда» по Средней Азии.
Однако, этому предшествовало несколько событий, важных для нашего повествования.
Симонов, наконец, развелся с Валентиной Серовой. Любви там не было уже давно, умер «главный конструктор» звездного романа, да и материальное благополучие Константина Симонова сильно пошатнулось.
Симонов начал строительство большой дачи в Красной Пахре, был вынужден отказаться от дома в Переделкино, оставил квартиру на улице Горького Серовой.
В 1957 году Константин Михайлович женится на Ларисе Алексеевне Жадовой-Гудзенко. Ее отца, генерала, служаку и антисемита, угораздило родиться с фамилией Жидов. Командовал Алексей Жидов 66-й армией, которая действовала на фронте осенью 1942 года вполне достойно, что и вызвало решение Сталина о переименовании ее в 5 гвардейскую. Однако, генерал Рокоссовский, в чей фронт входила армия Жидова, не преминул довести до сведения генерала, что Иосифу Виссарионовичу не нравится его фамилия. Срок на решение вопроса Верховный дал щедрый — до утра. Генерал посоветовался со своими сослуживцами. Один из них и посоветовал заменить в фамилии всего одну букву: «и» на «а». В своем следующем донесении бравый генерал просил командующего фронтом Рокоссовского читать впредь его фамилию «Жадов». Через день ему вручили резолюцию Верховного: «Очень хорошо. И. Сталин». Однако, бравого генерала ждало еще одно испытание. Любимая дочка Лариса вышла замуж за поэта-фронтовика Семена Гудзенко. Помните, «Нас никто не жалел, ведь и мы никого не жалели?». Беда состояла в том, что Гудзенко был евреем. Ушел добровольцем на фронт, да и умер он от фронтовых ран в 1953 году, оставив дочку Катю.
Читать дальше
Конечно, есть и субъективные моменты, как без них. Например:
"В общении с людьми, соседями Твардовский был крайне противоречив. Считал вторым сортом тех, в которых не видел писательского или поэтического дара. Например, со своим соседом Иосифом Диком общался, был даже на «ты», но никогда не говорил с ним о литературе."
Никогда... Ну, так случилось, как сын Иосифа Дика, был свидетелем частых их встреч у нас на даче. Они были знакомы давно, поэтому и на "ты".
О чем они говорили или не говорили... подслушки у нас не стояло, это все домыслы. Достаточно сказать, что Александр Трифонович читал у нас на веранде рукописи новых произведений. Читал и свеженаписанного "Теркина на том свете".
Отец, когда узнал, что Твардовский пришёл с рукописью, с его разрешения пригласил на читку соседа и друга Юрия Трифонова. Они вдвоём были первыми, кто слушал произведение (ну, или одними из первых)
Это было все при мне, о литературе они ещё как говорили.
Отец и Юрий Трифонов вообще друзья со студенческой скамьи Литературного института. Семинары, обсуждения, лучшие преподы, цвет молодых и пожилых писателей... - литература это их родное.
Насчёт писательского дара, тоже всё субьективно... время все расставит по своим местам.
В целом, привет Саня! Молодец!