Терентий Новак - Пароль знают немногие

При взгляде на эту разношерстную толпу кажется, что в городе паника. Но это только кажется. Военная фашистская машина продолжает действовать хотя и не без перебоев, но довольно четко. На запад проносятся эшелоны. По городским улицам деловито снуют штабные «оппели», «мерседесы», БМВ, мотоциклы с колясками. Связисты в грязных шинелях и натянутых на уши пилотках разматывают катушки провода полевого телефона. По камням мостовой цокают подковы — на рысях проносится кавалерийский эскадрон. Как всегда, не спеша прохаживаются жандармские патрули в темно-синих шинелях, вооруженные автоматами...

Поздно вечером я пробираюсь на квартиру сестер Подкаура. Застаю там всех, с кем возвращался прошлой ночью из леса. Жора Татаринов рассказывает, что его и Александра Серова останавливали немцы, но все обошлось благополучно: все-таки пригодились удостоверения «сотрудников СД».

В квартире, как всегда, хозяйничает маленькая Валя. Старшей сестры Ксении нет дома: она на работе. Оказывается, ресторан, казино и столовые продолжают действовать. Обслуживают главным образом офицеров. Число столовых за последние дни даже увеличилось. Об этом сообщает Жора Татаринов.

Валя, увидев меня, обрадовалась. Но тут же лицо же как-то жалобно скривилось. Вытирая слезы, девочка выбежала из комнаты.

— Что с тобой, Валюша? Кто тебя обидел? — шагнул было я вслед за ней в кухню.

Татаринов положил мне на плечо руку:

— Не надо ее утешать, Терентий Федорович. Пусть поплачет... Это она по Маше Жарской и Вале Некрасовой... Их схватили гестаповцы...

— Когда? Как это случилось?

— Девочка подробностей не знает. Сказала только, что несколько дней назад к ней прибегала Лиза Гельфонд, вас спрашивала. От нее и узнала Валя, что Жарская попала в тюрьму. Валю Некрасову и Таню Крылову немцы схватили в одно время и будто вывезли в концлагерь за то, что они жены советских офицеров-коммунистов. Валя говорит, что Лиза Гельфонд знает, когда и при каких обстоятельствах взяли Марию. Лиза пыталась разыскать дочку Жарской и сынишку Некрасовой, но не нашла. Очевидно, забрали и малышей...

То, что сообщил Татаринов, было чудовищно, и на меня повеяло вдруг ледяным холодом отчаяния. Комната показалась на миг железной клеткой, из которой хотелось вырваться на волю. Но и там, за стенами, тоже клетка: весь город придавлен кованым сапогом оккупантов. Да, проклятая фашистская машина еще действовала. Расшатанная, обреченная на гибель, но не уничтоженная, она продолжала дробить, перемалывать тела и сердца людей. Сообщение Георгия Татаринова произвело гнетущее впечатление на всех, находившихся в комнате. Но мы не имели права на отчаяние и растерянность. Мы оставались живыми и обязаны были продолжать борьбу, отвечать врагу ударом на удар.

— У кого какие планы на ближайшие дни? — спросил я пришедших вместе со мной из лесу друзей.

— На мне штаб генерала Кицингера, — первым ответил Серов.

— Ясно. Татаринов?

— Я должен взорвать штаб на Школьной улице, но нужен кто-то для прикрытия. Одному не управиться.

— Я пойду с Георгием на Школьную, — сказал Мартынюк.

Серафиму Афонину я предложил остаться со мной. Теперь надо было во что бы то ни стало разузнать о судьбе Владимира Соловьева и обязательно разыскать Михаила Яремчука: без него, как мне казалось, невозможно осуществить диверсию, о которой, будучи в отряде, я договорился с полковником Медведевым. План намеченной операции не представлял особой сложности: подъехать на машине Яремчука к офицерской столовой, с ходу бросить в зал, где обычно питаются офицеры, две-три противотанковые гранаты, и на полном газу в лес.

Я был почему-то уверен, что непременно разыщу Яремчука, встречусь с ним, обо всем договорюсь. Он умел оставаться спокойным, хладнокровным в любой опасной ситуации, и это приучило меня смотреть на Михаила как на человека, который ни при каких обстоятельствах не может попасть в руки врага. Но за несколько часов до того, когда я в квартире сестер Подкаура прикидывал в уме, где и как встретиться с Михаилом Яремчуком, он попал в беду. Подвела его, на первый взгляд, случайность, ставшая для него роковой.

Михаил работал в гараже, куда в последнее время все чаще стали поступать в ремонт машины непосредственно с фронта, из воинских частей, оборонявшихся на Горыни. Чуть ли не весь прилегающий к автомастерским двор был заставлен машинами. Это и удерживало Яремчука на работе. Прежде чем навсегда покинуть немецкий гараж, он намеревался вывести из строя хотя бы десяток грузовиков. Однако осуществить задуманное оказалось не просто. После пожара в автохозяйстве фирм «Бендера» и «Трунц» и ухода в лес группы водителей в автомастерских появились какие-то подозрительные новички. Они не столько работали, сколько присматривались, что делали другие. Яремчук догадывался: новички не просто рабочие, а тайные агенты полиции СД или гестапо. Об этом он предупредил своих друзей.