Терентий Новак - Пароль знают немногие

— Папа послал. Просил сказать, чтобы вы никуда не выходили. Немцев, дядя Терентий, в городе — сила. И на машинах, и на конях, и пеших. Только и слышно кругом: «Хальт! Хальт!» Сейчас возле кинотеатра какого-то человека застрелили... Еще папа наказал передать, чтобы вы не волновались. Те, кому грозила опасность, успели уйти в лес. А кто остался в городе, имеют надежные документы. Папа говорит, облава скоро кончится. Эсэсовцы уже подгоняют машины к магистрату, собираются уезжать. Как уедут, папа придет к вам, все расскажет.

— А ты-то как пробрался? Не останавливали тебя немцы?

— Я проберусь где угодно. Я с Карлом-фашистом вместе хожу.

— С каким Карлом?

— А вон у забора стоит, меня ждет.

Я глянул в окно и оторопел. У забора стоял и жевал яблоко мальчик лет двенадцати, Генкин ровесник, в зеленой форме гитлерюгенда. На рукаве у паренька отчетливо выделялась нашивка со свастикой.

— Настоящий немчик, — пояснил Генка. — Отец у него офицер. Они недалеко от нас живут, целый дом занимают. Мы с ребятами этого немчика Карлом-фашистом прозвали. По-нашему он ни бум-бум, зато с немцами лопочет здорово. Вот я его и таскаю с собой, когда мне нужно. Вы ничего плохого не думайте: немчику о своих делах я ни слова не говорю, да он ничего и не спрашивает. Ему бы только яблоко в зубы. За яблоко побежит со мной куда угодно, хоть на край света. С ним меня никто не останавливает, не задерживает — ни жандармы, ни эсэсовцы, ни полицаи... Ну я пошел, дядя Терентий, а то папа велел еще в три места зайти. Дотемна надо успеть. Да и Карл, наверно, заждался. На дворе холодно, а он незакаленный. Чуть что, ныть начинает: «Кальт, кальт...» Холодно, значит.

— Подожди, Генка, минутку, — остановил я направившегося к выходу мальчика. — Скажи отцу, что на «даче» остался чемоданчик, его надо спрятать. Не забудешь?

— Не забуду. На даче чемоданчик, его надо спрятать. Так вы, дядя Терентий, никуда не выходите! — еще раз напомнил Генка. Через минуту я увидел в окно, как он и Карл-фашист промелькнули мимо забора, затем исчезли в лабиринте пристанционных переулков.

В городе постепенно устанавливался обычный порядок. Выехали куда-то за пределы Ровно подразделения СС. На улицах стало меньше жандармов. Прекратились обыски. Из домов начали выходить люди. Переждав, лихое время в квартире Милашевской, ко мне наведался Соловьев и в тот же день ушел в Гощу. Я вернулся на улицу Первого мая.

Василий Конарев был уже дома. Он приехал из Луцка раньше, чем предполагал. Немецкая облава не обошла и его халупу. В «дачу» заходили два эсэсовца, все вокруг обшарили, сбросили с койки матрац, проверили у Конарева документы и ушли.

— Ты к тому времени уже успел спрятать мину? — спросил я Василия. — Где теперь чемоданчик?

— Какой чемоданчик?

— Разве Шкурко ничего тебе не говорил? Мы оставили тут небольшой такой чемоданчик с миной.

Конарев отрицательно покачал головой. Я заглянул за дверь. Чемодан-мина стоял на прежнем месте, в тамбуре. Я взял его, с нескрываемым укором посмотрел на Василия.

— Вот черт! Так можно было влипнуть за милую душу, — растерянно проговорил он. — А я ничего не знал... Хотя... подождите... Теперь припоминаю... Когда вернулся из Луцка, меня на улице встретила Жарская. «Хорошо, говорит, что ты дома. Спрячь побыстрее и понадежнее то, что у тебя осталось». Я сразу на «дачу». Посмотрел, все вроде в порядке, ничего подозрительного. Еще подумал тогда, что Мария просто так предостерегла меня: имеешь, мол, что-нибудь подозрительное, к чему немцы придраться могут, прибери. А оно вон что! Не усмотрел я, выходит. И эсэсовцы ничего не заметили. Просто чудеса!

— Из-за таких «чудес» головы можно было лишиться, Василий. Что же это ты, дорогой товарищ! Жарская тебя предупредила. Не случайно, наверно, встретила на улице. А ты даже не поинтересовался, о чем речь... И я тоже маху дал. Надо было вернуться за миной.

— Ну что теперь об этом толковать, Терентий Федорович! Обошлось — и хорошо. Я, конечно, виноват, недоглядел. Это — мне наука на будущее.

Чемодан-мину через несколько дней забрал Поцелуев. Поздно вечером он, Луць и Яремчук отправились к железнодорожному полотну. Остановились у второго переезда, метрах в трехстах от станции. На путях длинной цепочкой протянулся эшелон с бронетранспортерами на платформах. Луць перелез через металлическую ограду, подполз к железнодорожной колее, быстро заложил в песок под рельс чемоданчик и с концом шнура в руке тем же путем вернулся обратно, спрятался за углом кирпичной уборной. Поцелуев и Яремчук залегли чуть в стороне от него, готовые прикрыть Ивана Ивановича огнем пистолетов и гранатами. Несколько минут терпеливо ждали, пока тронется эшелон. Наконец паровоз дал сигнал, в темноте послышался перестук буферов, платформы тронулись. Набирая скорость, эшелон промчался вперед, а взрыва не последовало.