Андрей Калиниченко - Воздушный снайпер

- Лейтенант, кончай дежурить, второй отряд заступает! - услышал сидевший в истребителе Голубев возглас капитана Полторака.

Василий отстегнул лямки, снял их с плеч и, оставив парашют в кабине, спрыгнул на землю. Разминая онемевшие ноги, сказал технику:

- Воздушный баллон держите наготове, парашют перенесите под крыло и чтоб все было в ажуре.

- Не беспокойтесь, товарищ командир, - заверил Иван Богданов.

Владимир Полторак тронул Голубева за плечо, и они зашагали рядом. Сперва оба молчали. Высокий, чуть сутулый Полторак шел медленно, вразвалку. Эту походку он перенял от одесских моряков, с которыми дружил с детства. Добрый десяток лет капитан прослужил в балтийской авиации, вырос до командира отряда. В войне с белофиннами за мужество и отвагу был награжден орденом Красного Знамени.

- Что такой грустный, Василий? - спросил Полторак.

- А чему радоваться? - вопросом на вопрос ответил Голубев. - Не выходит из головы ночной бой с "юнкерсом".

Прошлой ночью лейтенант вылетел для перехвата вражеского бомбардировщика. Обнаружив его, догнал, трижды атаковал. Но не сбил. А вот бортовое оружие И-16 из строя вывел - сжег, стреляя длинными очередями.

- "Юнкерс" не сбил - не мудрено. Это же первый твой ночной бой, а победа в нем не всякому летчику по плечу. А вот что пулеметы не уберег - это плохо. - Капитан помолчал, собираясь с мыслями, и добавил: - Не оружие мне жалко, война есть война, а тебя. Есть слова такие: лишился в бою оружия - стал мишенью для врага. Слыхал?

- Приходилось, - отозвался Василий.

- Учись, лейтенант, бить врага короткими очередями и с малых дистанций, - добавил капитан после паузы, чтобы придать последним словам особый вес...

Гитлеровцы все ближе подходили к аэродрому. В штабе шла подготовка к перебазированию эскадрильи, эвакуации семей военнослужащих. Дел хватало. Но Голубев выкроил свободную минуту и, получив разрешение, заскочил домой. Застал Сашу за домашними хлопотами.

- Вася! - обрадовалась она. - Как долго тебя не было!

По усталым его глазам и утомленному лицу жена сразу определила: нелегко прожил он минувшие дни.

- Что ж мы стоим? Присядем, - предложила Саша.

- Сидеть некогда, я на одну минуту, - мягко возразил Василий.

Он прошелся по комнате, остановился у окна. Тучи начали заволакивать небо, становилось темнее. По стеклам забарабанили капли дождя, порывистый ветер теребил белесую листву тополей.

Настал момент, когда нужно было говорить главное. То, зачем, собственно, Голубев и пришел сюда. Подбирая слова, он начал:

- Понимаешь, враг подошел к Кингисеппу...

- Так близко?

- Да. Собирай чемодан. Вечером все семьи начнут вывозить в Ленинград. Уезжай и ты. Наверное, я не смогу тебя проводить. Оттуда напиши письмо.

- Значит, отступаем? - не верила жена. Василий подошел к ней, взял нежно за руку.

- Временно, Саша, отступаем, - произнес он, затем твердо добавил: - Но вот соберемся с силами и выбросим фашистскую нечисть с родной земли! А сейчас мне пора идти, родная.

Прощаясь, жена держалась мужественно. Не выдала мужу охватившей ее тревоги, не проронила слезы, понимая, что это может и его вывести из душевного равновесия. А в бой ему надо вылетать собранным, спокойным и сосредоточенным. Но едва Василий ушел, Саша не могла сдержать рыданий.

Истребитель падал. Стучали в висках, казалось, последние, чудовищно громкие удары пульса. Но летчик не давился предсмертным криком, не закрывал от ужаса глаза. Мысли Голубева были заняты одним: надо вывести самолет, надо спастись. Он работал ручкой, педалями управления, перемещал сектор газа. А машина не слушалась, продолжала беспорядочно падать. Перед глазами лейтенанта мелькали небо, земля, перекошенный горизонт...

Василий не считал себя морально слабым человеком. Но вдруг на миг ощутил бессилие. "Конец! Гибель неминуема! - говорил голос инстинкта. Но голос разума тут же подсказывал: - Можно спастись! Ищи выход! Ты можешь, должен найти его! Ищи!"

Все началось с того, что командир эскадрильи капитан Лучихин послал на задание два звена не четырех-, а трехсамолетного состава. Так предусматривал боевой устав истребительной авиации. И сколько ни убеждали Лучихина заместитель командира эскадрильи по политчасти Соколов, Голубев, что положения устава уже устарели, а опыт боев летчиков других авиачастей подтверждает преимущество боевых порядков, групп, построенных из рассредоточенных по высоте, фронту и в глубину пар истребителей, комэск твердил свое: "Нарушать устав не будем".