Денис Давыдов - Дневник партизанских действии 1812 года

Павла Ржевского. Сей офицер известил меня, что граф Ожаровский, не застав

неприятеля в Горках и видя невозможность догнать его целым отрядом, отрядил

часть оного к Копысу, а сам обратился к Шклову, занимаемому, по слухам,

дошедшим до графа, сильным неприятельским отрядом. Хотя я верно знал, что в

Шклове было не более шестидесяти человек неприятеля, при всем том не мог я

чрез Ржевского не пожелать графу Ожаровскому победы и славы тем

чистосердечнее, что сражение с шестьюдесятью человеками исполняло если не

все, то по крайней мере первую часть моего желания. Обеты мои остались

втуне, но когда 10-го числа отряд генерала сего готовился уже

переправляться чрез Днепр для атаки на Шклов, Храповицкий явился к нему из

сего местечка и объявил, что он накануне еще занял оное своими казаками без

сопротивления.

Спустя несколько часов после прибытия Ржевского в Копыс, прибыл туда же и

Сеславин. Он немедленно переправился чрез Днепр и, простояв в Александрии

до 11-го числа, выступил оттуда чрез Староселье, Круглое и Кручу вслед за

французскою армиею.

В ожидании отряда, посланного с поручиком Макаровым к Толочину, я принужден

был пробыть в Копысе день более, нежели Сеславин. Тут меня оставили мичман

Храповицкий, титулярный советник Татаринов, землемер Макаревич и Федор,

приставший ко мне из Царева-Займища. Отдав долг свой отечеству, они

возвратились на родину с торжествующей совестию после священного дела!

Исключая Храповицкого, два последние были бедные дворяне, а Федор -

крестьянин; но сколь возвышаются они пред потомками тех древних бояр,

которые, прорыскав два месяца по московскому бульвару с гремучими шпорами и

с густыми усами, ускакали из Москвы в отдаленные губернии, и там, - пока

достойные и незабвенные соотчичи их подставляли грудь на штык врагов

родины, - они прыскались духами и плясали на могиле отечества! Некоторые из

этих бесславных беглецов до сих пор воспоминают об этой ужасной эпохе, как

о счастливейшем времени их жизни! И как быть иначе? Как действительному

статскому советнику забыть генеральские эполеты, а регистратору - усы и

шпоры?

Двенадцатого я получил повеление оставить прикомандированный ко мне 11-й

егерский полк на переправе при Копысе. Хотя по сей только бумаге узнал я,

что, вследствие просьбы моей, полк сей был ко мне назначен, - при всем том

я с сожалением переслал оному данное мне повеление. Мы подходили к лесистым

берегам Березины; пехота была необходима, а пехоту у меня отнимали; что

было делать? Я прибегнул к прибывшему в город генералу Милорадовичу,

который на время одолжил меня двумя орудиями конной артиллерии и тем

несколько исправил мое положение.

С вышесказанной бумагой я получил другую следующего содержания: "Полагая

генерал-адъютанта Ожаровского весьма слабым, чтобы одному предпринять

поиски на Могилев без генерал-лейтенанта Шепелева, имеете, ваше

высокоблагородие, немедленно присодиниться к нему и состоять в команде его

до овладения Могилевом. По овладении же, отделясь от него, идти

форсированными маршами к местечку Березине, где остановиться, ибо вероятно,

что около сего места удастся вам многое перехватить, и для того, прибыв

туда, отрядить партию в сторону Бобра и Гумны. Генерал-лейтенант

Коновницын. 11-го ноября. На марше к деревне Лещи".

Сия бумага довершила неприятность! Я всегда был готов поступить под

начальство всякого того, кого вышняя власть определяла мне в начальники;

скажу более: под Ляховым и Мерлином я сам добровольно поступил в команду к

графу Орлову-Денисову, потому что я видел в том пользу службы; но тут

обстоятельства были иные. Отряд графа Ожаровского достаточен был по силе

своей для овладения Могилевом, хотя бы город сей и не был 9-го оставлен

отрядом неприятельским, состоявшим в тысячу двести человек польских

войск[51] . Я видел ясно, что направление, данное мне к местечку Нижнему

Березину, и предписание наблюдать за неприятельскою армиею к Бобру и Гумнам

основывались на предположении, что армия эта склонится к Нижнему Березину и

Гумнам и чрез то совершенно прекратит фланговое преследование наше, столько

пользы нам принесшее! Конечно, я не в состоянии был преградить путь целой

армии слабым моим отрядом, если бы дело пришло до драки: но при бедственном

положении неприятеля необходимо нужно было считать и на расстройство