Александр Никонов - Наполеон. Попытка № 2

Отказ от поездки не спас Наполеона от ареста. Но спас от смерти. В пропахшем кровью Париже, где якобинцы во главе с Максимилианом Робеспьером были наконец арестованы и скоропостижно казнены, а вместе с главарями голов лишились все их приспешники, Наполеон бы не уцелел. Но в провинции его, продержав полмесяца в антибском каземате, выпустили. Внимательно изучив все наполеоновские бумаги, в них не нашли никакой крамолы, и дверь камеры перед длинноволосым генералом распахнулась не на эшафот, а на свободу.

Но свобода эта оказалась горькой.

После казни Робеспьера ситуация в стране немного нормализуется. Но лично Наполеону это радости не приносит. На него косятся: он выдвиженец прежнего руководства. Тулон уже забыт. У власти новые люди.

Что же это за люди?

Неприятные. Вороватые. Олигархи. Спекулянты… Как их только не называют! Хотя, по мне, лучше олигарх и вор, чем бескорыстный кровавый упырь, каким был Робеспьер. Именно при Робеспьере Конвент принял свой знаменитый закон «О подозрительных», который предписывал арестовывать всех, кто «своим поведением, связями, речами или сочинениями проявляют себя сторонниками тирании и врагами свободы». Достаточно было ткнуть в человека пальцем и назвать его подозрительным, чтобы решить его участь. Это был приговор. Потому что заседания революционного трибунала давно превратились в фикцию и сводились к простому удостоверению личности осуждаемого. А наказание всегда было одно — смертная казнь. Подсудимые не допрашивались, защитники для них не вызывались, свидетели защиты также не приглашались, чтобы не затягивать процесс и повысить производительность революционного правосудия, то есть иметь возможность за сутки приговорить к смерти как можно большее число народу.

Именно Робеспьер выдвинул теоретическое обоснование этого беспредела: «Революционное правительство действует в условиях войны и революции и не может допустить применения конституционных свобод и гарантий, так как ими могли бы воспользоваться враги свободы». Во имя свободы на улицах и в домах хватали «подозрительных» и гильотинировали пачками. За год террора были казнены десятки тысяч французов… Так что когда в корзину упала голова вдохновителя этой системы террора, Париж облегченно вздохнул: собаке — собачья смерть.

На следующий же день после казни Робеспьера Конвент упраздняет Коммуну, разгоняет Якобинский клуб, ликвидирует закон, по которому революционное правосудие упрощалось до предела. Правовая система постепенно восстанавливается. Но поскольку почистить площадку от робеспьеровских последышей все же надо, некоторое время казни его сторонников и выдвиженцев еще продолжаются.

Революция делает шаг назад — от оголтелого народного озверения к олигархии. На самом верху оказываются представители той спекулятивной буржуазии, которая нажилась на военных и продовольственных поставках, продаже общественных земель и финансовых спекуляциях мутного времени.

Бюст Марата вылетает из здания Конвента, как футбольный мяч. К черту старых кумиров! Конвент отменяет ценовое регулирование и предоставляет полную свободу торговли. Цены разморожены! Инфляция из скрытой, бартерной формы переходит в открытую: по сравнению с началом 1794 года к весне 1795-го инфляция составляет 1200 % и даже не думает останавливаться. Народ в шоке от такой терапии. В мае толпа людей под руководством последних робеспьеровских недобитков врывается в Конвент, чтобы самим порулить страной, но национальные гвардейцы выгоняют гопоту из здания.

В августе Конвент принимает очередную Конституцию. Ее цель благородна и озвучивается докладчиком из конституционной комиссии: «Мы должны наконец гарантировать собственность богатых людей. Абсолютное равенство — это химера. Страна, управляемая собственниками, — это страна общественного порядка».