Василий Емельяненко - В военном воздухе суровом

- Чтобы служба медом не казалась... - шепнул Шахов Смурыгову, но тот ничего не ответил. Он изо всех сил упирался в высокое крыло, а ноги скользили по раскисшей земле.

В лагере рушили палатки. Мокрые постели и тяжелые чемоданы стаскивали на скотный двор. У ветряка рыли широченные окопы. Наскочивший туда Кожуховский такую работу забраковал:

- Что вы мне погреб копаете! Надо поуже, поуже... Чтоб только человеку туда протиснуться. Да с изломами... с изломами ройте!

Работали без перерыва до одиннадцати. Потом всех зачем-то собрали к ветряку, на котором был высоко подвешен репродуктор. Там прохаживался взад-вперед, заложив руки за спину, одетый в коричневый кожаный реглан комиссар полка Рябов.

Ровно в 12 часов все услышали:

- Среди ночи без объявления войны фашистские орды внезапно вторглись в пределы нашей страны... Потом был митинг под моросящим дождем. Война...

И снова полеты, полеты...

Стартер взмахнул белым флажком - очередной самолет начал разбег. В кабине - младший лейтенант Николай Смурыгов. Он вытянул тонкую шею, взгляд устремлен вперед. Набирая высоту, летчик отыскивал центр пилотажной зоны - красную церквушку в селе Мурафа. Все еще непривычно было сидеть в закрытой кабине. Хоть фонарь колпака и прозрачен, но через него плохо просматривался затянутый дымкой горизонт.

Набрав положенную высоту, летчик начал делать виражи. Положит самолет в крен, а капот мотора, скользя по горизонту, то начинает зарываться - и за несколько секунд сотни метров высоты как не бывало; то вдруг полезет вверх скорость уменьшается. Летчику поначалу не удавалось сделать правильный вираж, чтобы замкнуть круг на постоянной высоте, и самолет будто плавал по волнам.

Нет, еще не чувствовал себя Смурыгов хозяином в этой машине. Да и не мудрено, если он впервые полетел в зону, а до этого сделал лишь три самостоятельных полета по кругу.

Летчик так старательно крутил виражи, что гимнастерка прилипла к спине. Потом взглянул на часы и спохватился: вместо двадцати пяти он уже тридцать минут в полете! Замечание, а то и выговор от командира эскадрильи обеспечен, надо скорее на посадку...

Беспокойно повертев головой, Смурыгов не обнаружил ни Мурафы, ни аэродрома. Даже знакомых ориентиров не нашел. "Не хватало еще заблудиться!" От этой мысли стало жарче, чем от виражей. Взглянул случайно строго вниз и, к своему удивлению, увидел на земле самолеты. Из зоны полетов на аэродром ветром снесло! Но что там случилось? Перед выложенным на старте посадочным "Т" лежит еще одно полотнище - белое поперечное - знак, требующий немедленной посадки. Ни в воздухе, ни на старте самолетов не видно, - все на стоянках. "Происшествие какое?" - подумал летчик и пошел на посадку.

Приземлившись, Смурыгов зарулил на свое место, выключил двигатель.

- Почему требуют посадку? - крикнул он подбежавшему технику.

- Приказ - сегодня вылетаем на фронт! - ответил тот. Хоть и шел уже пятый день войны, но о том, что так быстро могут послать на фронт, летчику и в голову не приходило. Ведь строем еще не летали, а из пушек и пулеметов на полигоне никому и очереди выпустить не пришлось. Этих самих "эрэсов", которые должны подвешиваться под крыльями, тоже не видели, и как прицельно сбрасывать бомбы - никто представления не имел. В кабине на уровне глаз летчика установлена трубка оптического прицела для стрельбы. Говорят, что с его помощью можно и бомбить. Заводские летчики знают, как это делать, но они из Воронежа так и не прилетели...

Смурыгов бежал через аэродром к ветряку, где уже толпились летчики. "На фронт... На фронт!!" На бегу он еще подумал о том, как вернется со скорой победой и предстанет перед женой с медалью, а может быть, даже с орденом на груди...

Буюр-Нус

В начале июня сорок первого года на меня, осоавиахимовского летчика, счастье свалилось.

Начальник аэроклуба Алексей Григорьевич Барский пригласил меня в свой кабинет, усадил, хлопнул по коленке ладонью:

- Вот тебе путевка, поезжай!

Я недоуменно уставился на него. Как же это получается: самый разгар летной работы, а он меня в санаторий спроваживает? Ведь это явно шло вразрез с авиационной прибауткой: "Осень, холод, дождик льет - в отпуск штурман и пилот..."

- Горящая, - пояснил он. - Такого случая упускать не стоит, из другого учреждения передали.

Держал я в руках эту путевку. На ней крупно тиснуто загадочно-романтическое - "Буюр-Нус". Это в Крыму, на Черном море, где и бывать-то никогда не приходилось. А сезон - самый что ни на есть купальный! Сборы недолги: чемодан в руки - и на вокзал.