Роберт Форте - Тимоти Лири - Искушение будущим

Его рождение и смерть совпали — так же, как у его кумира Марка Твена — с прохождением кометы. Последние два года он жил в постоянной радости. Чем хуже становилось его физическое состояние, тем выше поднимался его дух. «Я сделал все, что хотел», — сказал он самому себе однажды вечером незадолго до смерти. Он был центральной фигурой во времена фантастических перемен, и его наследие так же необузданно разнообразно, как и психоделическое движение, которое он возглавлял. Если мы поймем его жизнь, мы сможем лучше осветить значительный эпизод человеческой истории.

Пару часов назад, в 12:45 пополудни по часам Беверли-Хиллз, старый друг и искуситель моей юности Тимоти Лири сдержал свое обещание «дать смерти лучшее название или умереть творчески». Смиренно, спокойно и бесстрашно он направился в свое последнее путешествие.

За несколько часов до этого, в телефонном звонке язвительному Уильяму С. Берроузу, [12] Уильям Берроуз — американский писатель, видный деятель контркультуры, автор романов «Голый завтрак» и «Наркоман», посвященных исследованию морали, сексуальности и пределов человеческого сознания. он сказал: «Надеюсь, что когда-нибудь я стану таким же остроумным, как ты». Он не совершил публичное самоубийство в Интернете, как пугал однажды. Он не дал заморозить свою голову. И не устроил никакого другого спектакля из своей смерти, чего я опасался. Перед концом он окружил себя ангелоподобными двадцатилетними девушками, которые помогали ему путешествовать в Сети, и в их компании мирно отчалил к другим берегам.

Я хотел бы быть с ним в его последний час. Когда я был у него пару недель назад, он сказал: «Когда я буду покидать этот мир, Барлоу, я хочу, чтобы твое лицо было одной из тех последних вещей, которые я буду видеть». Я думаю, это была одна из самых приятных вещей, которые я слышал в своей жизни, и я надеялся осуществить это его пожелание, но смерть в очередной раз доказала нам, что она быстрей, чем кто бы то ни было. Только что раздался телефонный звонок среди этой дождливой вайомингской ночи, и вотя, раздетый, в тем-ноте, думаю над словами, которыми мог бы проводить его.

Два года назад Синтия и я провели свой последний день вместе в обществе Тимми. Когда на следующий день она умерла, я помню, как поразительно ясным стало для нас странное отношение всей нашей культуры к смерти, как сиротливо и стыдно умирать в Америке, и мы обсуждали, как вытащить смерть из чулана, в который ее прячут. И я сделал это, оплакивая свою жену, и продолжаю оплакивать ее, наверное более публично, чем это принято в культуре, которая кичится своим стремлением завоевать и покорить себе все в этом мире.

Но Тимми разрушил эти баррикады. Он просто умер. И он умер, не притворяясь, что «ему с каждым днем все лучше и он вот-вот поправится», не позволяя себе превратить свою смерть в убогий и отвратительный медицинский эксперимент, без потакания идиотической американской привычке тратить 80 % долларов, отпускаемых на медицинское обслуживание, в течение последних шести месяцев жизни.

Он умер без стыда и как всегда наслаждаясь жизнью.

Несколько недель назад насельники коммуны Лири и я взяли напрокат кучу кресел-каталок и отправились на них вместе с ним в House of Blues на Сансет-Стрип. Наверное, в этом месте раньше никогда не видели пятнадцать человек на инвалидных колясках. Мы здорово провели время и, когда ехали обратно, улыбались, думая о том, что участвовали в Последнем Отгяге Тима Лири.

Мы двигались по Сансет-Стрип в западном направлении. Солнце садилось. У розового лимузина, который я взял напрокат, был откинут верх. Две девушки, те, что были веб-подружками Тима, Труди и Камилла, восседали на багажнике, как психоделические королевы на прогулке, и двигались в такт громкой фанк-музыке, которая лилась из приемника. Они обе были прекрасны. Труди выглядела как персонаж из «Нейроманта», [13] Киберпанковский роман У. Гибсона. а Камилла словно сошла с полотен Боттичелли. Легкий ветерок обвевал наши лица, а свет был того элегического свойства, которое побуждает людей думать иногда, что Лос-Анджелес, в конце концов, не самое худшее место на свете.

Тимми протянул мне распростертую пятерню, и я ответил ему хлопком. «Жизнь прекрасна!» — крикнул он, стараясь перекричать музыку. В тот момент, когда наши ладони встретились, я увидел в зеркале заднего вида, за качающимися торсами девушек, красную мигалку полицейской машины.