Сергей Андреев - Крылом к крылу

Доктор отчаянно мешал русские слова с французскими. Но от этого они не теряли своего обаяния.

Остальные французы были не менее возбуждены как теплой встречен, так и тем, что прибыли, наконец, на фронт. Им в достаточной степени надоело сидеть в далеком Иваново и заниматься боевой подготовкой вместо того, чтобы сражаться за честь Франции.

Утром, на следующий день, ни свет ни заря, на аэродром Полотняного завода опустился знакомый всем «ПО-2» командующего воздушной армией генерала Худякова.

— Приехал проверить, как тут подготовились, — смеясь, говорил он, стягивая с рук большие кожаные краги.

Но никто не поверил в проверку. Все знали, что не этот вопрос поднял генерала в такую рань в воздух. Ему самому хотелось встретить молодых патриотов сражающейся Франции.

Мартовский день выдался наредкость чудесным. Легкий морозец и по-весеннему сверкающее солнце, высоко в небе бегут на запад кучевые облака. В ожидании гостей мы стоим на опушке леса и всматриваемся вдаль.

Долгое время горизонт пуст. Наконец, кто-то кричит:

— Летят, летят!

Возбуждение на земле нарастает. Как-то произойдет встреча? Сумеют ли обе стороны сразу найти тот общий язык, установить рабочий контакт, так необходимый при совместной боевой работе на фронте? Что из себя представляют французские летчики? Эти и многие другие вопросы, видимо, мучают не одного меня.

Но вот уже все видят французов. Они летят тройками — позвонно. Пять звеньев. На подходе к аэродрому они смыкают ряды и летят плотным строем. Сейчас отчетливо видны национальные цвета французского знамени — синий, белый, красный, в которые окрашены коки советских «яков».

«Сомкнутый строй в условиях фронта! Что это, лихость, мальчишество или высокое мастерство, помноженное на уверенность в том, что в, любой момент этот строй мгновенно распадется и стремительные „яки“ бросятся в атаку», — думаю я и недовольно хмурюсь.

— Нет, смотрите, какие молодцы эти французы! — слышу рядом голос Худякова. — Черт побери, но это просто здорово. Мастерский почерк. Везет вам, Сергей Павлович!

Не знаю, повезет, или нет. Но пока придраться в летном мастерстве гостей не к чему. И я любуюсь вместе со всеми.

— Товарищ полковник, командир «Нормандии» майор Тюлян просит разрешить посадку, — кричит мне дежурный по аэродрому.

— Передайте: разрешаю, — говорю я, не отрывая глаз от идущих к аэродрому самолетов.

Исключительно четкий групповой строй. Минимально допустимые интервалы и дистанции в полете. Быстрое и точное перестроение перед заходом на посадку. Блестящий расчет и посадка. Почерк мастеров. Хватка у французов крепкая, — мелькает в голове.

От перелеска к нам направляется группа французских летчиков. Впереди — невысокого роста сухощавый командир. Это и есть майор, командир эскадрильи Жан Луи Тюлян.

Строй останавливается возле нашей группы. Короткий взмах руки к шлему, и майор Тюлян четко докладывает о прибытии эскадрильи «Нормандия» в мое оперативное подчинение.

Рапорт окончен. Крепкое пожатие руки и… официальная встреча прервана. Наши летчики бросаются к французам, они крепко жмут друг другу руки, целуются. Потом, обнявшись, все направляются в столовую, где приготовлен дружеский обед.

Надо сказать, что на этот раз хозяйственники превзошли даже самих себя. Несмотря на сложные фронтовые условия, столовая убрана, как на праздник: на столах белоснежные скатерти. Правда, сервиз разнокалиберный, но, по-моему, на это никто не обратил внимания.

Фронтовые сто граммов внесли в разговор оживление. Жизнерадостные, темпераментнее французы вначале разговаривали через переводчиков. Но прошло не больше чем полчаса, и переводчики оказались не у дел. Летчики переключились на язык жестов — способ общения, кажется, применяемый с незапамятных времен во всех уголках мира. Общность профессий, отличное знание дела и техники, единая цель, к которой стремились эти люди, сделали невозможное возможным. Человек, не знавший языка соседа, отлично понимал его.

Для большей убедительности в ход пускалась посуда. Ножи, вилки, солонки, тарелки превращались в руках пилотов в самолеты — свои и противника. Они кружились над столом, изображая воздушные бои. Энергичные жесты подтверждали, рассказывали, передавали опыт боевой работы. И никто не задумывался над тем, что все это выглядело немножко смешно и наивно. Но ведь здесь говорил язык сердца.

До самой полуночи в столовой царило веселье. С вечера загудела пурга, и мы были свободны от боевых полетов.