Наталья Громова - Ольга Берггольц - Смерти не было и нет. Опыт прочтения судьбы

Однако лишь на недавно минувшем пленуме правления ССП обнаружили мы, как далеко зашел этот "откат". Это уже не откат, это чистый рецидив сталинщины, в еще более гнусной и еще более лицемерной маске – маске кукурузника. Саша-то Фадеев как в воду глядел, когда стрелялся!

"Подвергнуты уничтожающей критике" самые лучшие, самые передовые произведения минувшего года, где люди попытались заговорить по-человечески, где они были наиболее чистосердечны: "Не хлебом единым" Дудинцева, "Собственное мнение" Гранина, "Семь дней недели" С. Кирсанова, сборники "День поэзии", "Лит. Москва", деятельность Казакевича, Алигер, Твардовского, Тендрякова, выступления Паустовского, Каверина, Славина, Рудного и т. д. и т. д. Попал по моей неосторожности сюда и подлец – Костя Симонов, который, однако, быстро "осознал", напредательствовел и вышел вновь в авангард "своих". Уже то, что товарищи, "напозволявшие" себе, промолчали на пленуме, не выступив с покаянием, – уже это победа. Их, в первую очередь Твардовского, буквально принуждали выступить с покаяниями. Запад же призывал "к подвигу молчания". Они не выступили".

В мае 1957 года на правительственной даче состоялась встреча Хрущева и членов Политбюро с писателями, художниками, артистами.

Под шатрами были накрыты столы, началась беседа. Маргарита Алигер тихим голосом благодарила партийное руководство за разоблачение культа личности Сталина, но сказала: "Надо восстановить социалистическую законность и в нашей литературе".

Ее прервал Хрущев. Багровея, заорал, что предпочитает беспартийного Соболева [143] Соболев Леонид Сергеевич (1898–1971), советский писатель. таким коммунистам, как Алигер.

"Мне не страшно, а только противно, – с горечью констатировала Ольга в дневнике. – Страшно – это "признавать ошибки" так, как сделала это Маргарита Алигер. Ведь не может же она искренне думать так, как написала, ведь я знаю же по Коктебелю, что она думала и чувствовала по поводу Н<���икиты> С<���ергеевича> Х<���рущева>, и "обеда в сердечной обстановке", – она же мне говорила… Что же, что заставило ее "признаться" с таким вопиющим лицемерием, с такой – явственной для всех, и в особенности для писателей, – имитацией искренности?! Да, да, там буквально использованы все слова, которые должен сказать искренне раскаивающийся человек, – и все слова эти употреблены всуе… Вспоминая это "признание", перечитывая его, я мычу, как от страшной зубной боли, от стыда за нее. За нас всех, от холодной жалости к ней и такой же холодной ненависти. Пригрозили исключением? Испугалась за детей, за себя?! И все это после самоубийства Фадеева – человека, единственно любимого в жизни? И после панихиды о нем в сороковой день? Нет, мне все-таки жаль ее вправду…"

Спустя годы заместитель заведующего отделом культуры ЦК КПСС И. Черноуцан, считавшийся чиновником либеральных взглядов, писал в воспоминаниях, будто бы он начал подготовку отмены постановления о журналах "Звезда" и "Ленинград", но тут развернулись венгерские события 1956 года. Движущей силой венгерской революции стала интеллигенция, требовавшая "социализма с человеческим лицом". Восстание было жестоко подавлено советскими войсками под командованием маршала Жукова.

Венгерские события основательно напугали советское правительство. Партийное руководство всерьез опасалось, что либерализация режима в стране приведет к антикоммунистическим выступлениям, как это случилось в Венгрии. Именно поэтому "низовая" инициатива Ольги Берггольц о пересмотре постановлений ЦК 1946–1948 годов так перепугала власти.

В октябре 1954 года в "Новом мире" был опубликован фрагмент из повести "Дневные звёзды" под названием "Поездка прошлого года". Полностью повесть вышла в 1959 году.

По замыслу Ольги "Дневные звёзды" были своего рода прологом к Главной книге, которую она хотела написать. Книга эта мечталась Ольге как "Былое и думы" Герцена, вспоминала о своем разговоре с Берггольц в сороковом году Ирэна Гурская.

Ольга возвращалась в пору своего детства и юности, с которой было связано все лучшее в ее жизни. Она нанизывала важные для себя автобиографические сюжеты – от начала поэтического становления до послевоенного времени – на внутренний стержень веры в коммунистическую мечту.

Книга получилась искренняя и честная, с сильной личной интонацией. Успех был оглушительный. Письма читателей приходили к Ольге мешками; их было больше, чем в военные годы.