Наталья Громова: Ольга Берггольц: Смерти не было и нет. Опыт прочтения судьбы

14 июня 1976 года. А. Беляков [170] ГАРФ. Переписка с главным архивным управлением о передаче архива Берггольц… 1 марта 1976 по 23 августа 1976. Ф. 259. Оп. 46. Ед. хр. 6758. .

Люди, занятые судьбой архива Берггольц, – люди проверенные. Беляков – чиновник, близкий к Михаилу Суслову, помогавший ему при Хрущеве удержаться на плаву. Кочемасов, боец невидимого фронта, еще в сталинские времена работал при МИДе, а потом отвечал за культурные связи СССР с другими странами. На такой пост случайные люди не попадали. Им не надо было читать, что написано в этих дневниках, они знали, что ни одно слово оттуда не должно просочиться наружу.

И заключительная резолюция, подписанная председателем Совета министров РСФСР М. С. Соломенцевым:

Справка

Указанный архив доставлен в ЦГАЛИ (г. Москва) 18 августа 1976 года на постоянное хранение и последующее приобретение у наследницы в соответствии с соглашением за цену, которая установлена соответствующей комиссией.

А. Беляков

Тов. Соломенцев ознакомился 27.8.76 [171] ГАРФ. Ф. 286. Оп. 6. Д. 316.

Казалось бы, зачем государству в 1976 году на столь высоком уровне решать судьбу архива Ольги Берггольц? И это на фоне борьбы за урожай, строительства развитого социализма, холодной войны, охоты на диссидентов и многого другого. Но в том-то и дело, что дневники Берггольц били именно по той косности и лжи, в которой продолжала существовать советская действительность. И если власти не могли заставить Берггольц замолчать в последние десятилетия ее жизни, то теперь имели возможность закрыть архив навсегда. Что они и сделали.

Долгие годы о дневниках никто ничего не знал. Что-то просачивалось от Д. Хренкова, который был одним из первых читателей-оценщиков, что-то от других. В начале перестройки Мария Федоровна смогла подготовить небольшие публикации в газетах, журналах и сборниках, напечатать первые материалы из запретных тетрадей. Но в девяностые годы дневникам Ольги Берггольц пришлось конкурировать с первыми публикациями романов Солженицына, Платонова, Набокова, и они прошли почти незамеченными. Кроме того, пытаясь убрать из дневников трагедию Ольги, с ее ошибками, падениями и подъемами, Мария Федоровна создавала – уже в другом времени – несколько искусственный образ Берггольц – несгибаемой и мужественной поэтессы, которая заранее все знала и ко всему была готова.

Мария Федоровна неутомимо искала биографа и публикатора для архива Берггольц, но не находила. Известно, что в какой-то момент она обратилась к Юрию Карякину [172] Карякин Юрий Федорович (1930–2011), литературовед, писатель, публицист, общественный деятель, исследователь творчества Ф. М. Достоевского. , но тот был занят другими исследованиями.

Мария Федоровна Берггольц прожила до 2003 года, мучительно раздумывая над тем, что делать с наследием сестры. Но натура Марии Федоровны была такова, что, пока она была жива, выпустить архив из рук она не могла.

Михаил Лебединский, ее сын, приступил к обширной работе по публикации всего архива семьи Берггольц, но смог обработать и выложить в интернет только часть, касающуюся прадедов, прабабушек, бабушки Марии Тимофеевны и дедушки Федора Христофоровича.

Он ушел в 2006 году, не дождавшись издания "Запретного дневника", который самоотверженно готовила, проникая в архивы ФСБ, разыскивая потерянные звенья в цепи Ольгиной судьбы, питерская писательница Наталия Соколовская. Но основную часть сборника Соколовской составляли публикации отрывков, которые делала М. Ф. Берггольц в девяностые годы.

После 2007 года вдова Михаила Лебединского Галина Лебединская дает разрешение на публикацию РГАЛИ всего корпуса дневников Ольги Берггольц. Долгие годы шла работа над расшифровкой и обработкой рукописных текстов.

Галина Анатольевна умерла в 2014 году, не успев дожить до публикации полной версии дневников.

Дневники Ольги Берггольц, публикация которых продолжается, – это своего рода "Божественная комедия" двадцатого века, где Берггольц шаг за шагом проводит читателя через псевдосоветский Рай, опускается с ним в тюремный и блокадный Ад и, пройдя сквозь него, выходит к послесталинскому Чистилищу. И здесь она не только хроникер; она человек и поэт, который не снимает с себя ответственность за все, что произошло со страной. Этим трагическим осознанием проникнуто одно из последних ее стихотворений.