Виктор Афанасьев - «Родного неба милый свет...»

2 июля собирались праздновать свадьбу Воейкова с Сашей, но когда всё рассчитали, оказалась нехватка в средствах. Жуковский, страстно желавший хоть чем-нибудь быть полезным семье Протасовых, немедленно продал за одиннадцать тысяч усадьбу в Холхе — свое последнее пристанище — и предложил деньги Екатерине Афанасьевне. Она было хотела что-то возразить, но он решительно объявил, что это его свадебный подарок Саше.

— Но где же ты будешь жить? — спросила Екатерина Афанасьевна с подозрением, не нарочно ли он устроил эту продажу, чтобы проникнуть в муратовский дом. — Да что теперь делать: занимай горницу во флигеле.

Венчание состоялось 14 июля в церкви соседнего села — Подзавалова. И вскоре Воейков вовсе перестал играть с Жуковским в дружбу и братство. Жуковский писал Маше: «Моя последняя надежда была на Воейкова. Милый друг, эта надежда пустая: он не имеет довольно постоянства, чтобы держаться одной и той же мысли… Я не сомневаюсь в его дружбе, но теперешний тон его со мною не похож на прежний… Мы с ним живем под одной кровлею и как будто не знаем друг друга».

30 августа, в день своих именин, Воейков позволил себе грубую выходку против Жуковского. Никто не сделал ему за это замечания. Оскорбленный Жуковский покинул Муратово и написал Екатерине Афанасьевне: «Привязанность мою к Маше сохраню вечно: она для меня необходима; она всегда будет моим лучшим и самым благодетельным для меня чувством. Эта привязанность даст мне силу и бодрость пользоваться жизнью. С нею найду еще много хорошего в жизни… Я не мог с вами проститься. Это было бы тяжело. С вами, быть может, и скоро увижусь, но с вашею семьею, с Муратовом, с моим настоящим отечеством, — расстаюсь навсегда!»

Долбино — в семи верстах от Мишенского, на той же Выре; те же родные края, где живы воспоминания детства. Жуковский проехал Белев, потом деревню Ровно. А тут и в самом деле «ровно»! Слева, среди ивняка и ракит, мягко изгибается Выра, справа — ряд поросших деревьями и кустарниками холмов, по обеим сторонам дороги — плоское, как стол, зеленое пространство, за которым уже чуть зажелтевшей зеленью шумела роща, спускающаяся в овраг. Тихо, отрадно… За рощей, как и в Мишенском, дорога пошла вверх, к усадьбе Киреевских. Большой дом, парк и старинная церковь располагались на горе.

Авдотья Петровна — Дуняша — очень рада была неожиданному приезду Жуковского. Он сразу увидел ее с детьми на лужке возле дома: дети (Ваня восьми лет, Петя — шести и Маша — трех) бегали, догоняя друг друга…

— Я к тебе совсем, Дуняша.

— Этот дом — твой! — Авдотья Петровна поняла, что произошло. — Вот ведь она какая…

— Кто? — не понял Жуковский.

— Екатерина Афанасьевна.

— Да нет, я сам ушел. Увидел, что чужой, — и ушел.

Авдотья Петровна сказала Максиму, еще сидевшему на козлах:

— Ты, Максим, поезжай завтра в Муратово, я тебе дам еще лошадей, привези всё: книги, бюро, шкаф Василья Андреевича, да не забудь ничего — ни пуговицы единой!

— Барин-то теперь бездомный, — вздохнул Максим. — Последний дом продал и деньги отдал.

— Ну нет, Максим, — повысила голос Авдотья Петровна, — Василий Андреевич, пока я жива, не будет бездомным!

— Ах, Дуняша, Дуняша, — в растерянности пробормотал Жуковский.

…Отсюда он писал Тургеневу: «До сих пор гений, душа, сердце, всё было в грязи. Я не умею тебе описать того низкого ничтожества, в котором я барахтался. Благодаря одному ангелу — на что тебе его называть? ты его имя угадаешь, — я опять подымаюсь, смотрю на жизнь другими глазами… Еще жить можно!»

Золотая, чистая начиналась осень. Жуковский изредка выезжал к Плещеевым в Чернь, в Володьково к Черкасовым, навещал родное Мишенское, [121] Уже в 1817 году не стало великолепной усадьбы А. И. Бунина: ее разобрал всю на бревна американец Егор Зонтаг, за которого вышла замуж тогдашняя владелица Мишенского Анна Петровна Юшкова. Зонтаг был моряком русского флота, он собирался увезти жену в Одессу к месту своей службы. Анна Петровна всю жизнь стыдилась этого поступка своего бесцеремонного «корсара», как полушутя назвал американца Жуковский: Зонтаг разобрал дом, флигеля, службы и оранжереи, сложил бревна в штабеля, сравнял цветники и спустил пруды… Анна Петровна вернулась в Мишенское после смерти мужа в 1840-х годах, из сохранившихся бревен выстроила дом и два флигеля, но уж не прежнего вида. В дальнейшем дом свой А. П. Зонтаг обложила кирпичом. После ее смерти — 19 марта 1864 г. — усадьбу стали отдавать безвозмездно под летний санаторий для «слабых городских детей». Усадьба погибла окончательно во время Великой Отечественной войны. К 100-летию со дня смерти В. А. Жуковского — в 1952 г. — общественностью Белева был насажен в Мишенском новый парк и установлен памятный обелиск на месте дома, где родился и провел детские годы великий русский поэт. — там поднимался в Грееву элегию, свою беседку, уже потемневшую и как бы уменьшившуюся, одинокую.