Олег Грейгъ - Подлинная судьба адмирала Колчака

— Может, вы даже увидите плоды моих трудов, Александр Васильевич. Может, даже сами поучаствуете в воплощении… А все эти прапра…предки, прародители народов и миров… мы поставим все это под сомнение, или… да, мы сместим Время… и тогда имеющиеся доказательства перестанут быть неопровержимыми.

Александр Васильевич помолчал в некотором размышлении и, еще сильнее прищурив взгляд колючих глаз, стал чеканить, медленно расхаживая по просторной комнате.

— Я достаточно свободно владею английским, французским, немецким языками, неплохо говорю по-японски. И, как своего рода доказательства… должен заметить вам… сложносочиненные и сложноподчиненные конструкции русской словесности очень сходны с языком немцев, невзирая на то, что внешне эти языки отличаются друг от друга. Надеюсь, вы, Глеб Иванович, изучали санскрит; это язык древнейшего народа — ариев, или арийцев. Которые родственны не только эльбам, прародителям немцев, но и родственны валдаям, прародителям русичей. Уверуем безапелляционно в то, что арии пришли с Севера. Вам известно, что десятки тысяч лет мудрецы, жрецы запрещали изменять какие-либо слова и фразы в священных текстах? Да? И, заметьте, это касалось даже знаков препинания и различных частиц. И впервые эти священные заповеди были нарушены иудеями 4,5 тысячи лет назад в Уре, что в Междуречье, ваши новые исследователи еще в бытность моего пребывания в Сибири высказывали в вашей большевистской печати возражения против подобной постановки вопроса. Даже полемизировали… Но вы ведь не станете отрицать сходство русского и немецкого, а также индийской группы языков? Если я не ошибаюсь, то, о чем мы сейчас говорим, словесники назвали понятием «индоевропейская языковая родословная семья».

— Ну что ж, я действительно не стану отрицать очевидное. Но, как вы понимаете, цели и задачи у меня существенно отличаются от ваших.

Они полемизировали часами. Годы общения (или все-таки приручения?) развили в них симпатию друг к другу; неудовлетворенная страсть вражды со временем превратилась в устойчивую потребность общения; губительное обличение — в трудолюбивое бдение, в утопическое равновесие во исполнение запредельной вселенской скорби…

Как-то в завершение многочасовой беседы Г. И. Бокий поручил специалистам одной из своих лабораторий обосновать в виде легенды о Гиперборее исследования, осуществленные вернувшимся из экспедиций А. В. Барченко, который в буквальном смысле прошелся по следам Колчака, и не только на Севере, но и на Таймыре, в Сибири, на Дальнем Востоке, — о чем никогда и нигде до этого не упоминалось.Ибо это не входило в планы Бокия и могло косвенно дискредитировать или, что еще хуже, — разоблачить блистательно разработанную Бокием легенду о Гиперборее.

В другой раз они говорили так, словно продолжали беседу, начатую за месяцы или годы до этого…

— Экспедиции, которые я оправлял на Кольский полуостров, занимались не только теми проблемами, что вы подняли. Но и коренными жителями саамами, которые имеют родственные связи с Индией, связи, исходящие из глубины веков. Вам любопытно, для чего мы это делали? И для подтверждения ваших открытий тоже… Не смотрите на меня так пристально, Александр Васильевич, не пытайтесь угадать, где и в чем мои люди дискредитировали Истину… В некоторых географических названиях на полуострове содержатся корни слов, производные от великих индийских рек: селение Индель, остров Ганга, плоскогорье Гангас, гора и озера Гангос, реки Индига, Индерские озера… Может, вам это будет любопытно, но в саамских орнаментах на одеянии есть свастика — символ, также исходящий из глубины веков. И неспроста, в отличие от Сталина, я… мы устанавливаем тесные тайные отношения с Адольфом Гитлером, нет, Адольфом Шикльгрубером. Как вы думаете, а, Александр Васильевич? — злорадно засмеялся Бокий, и в его глазах запрыгали яркие бесенята. — Да будет вам известно, слишком многие из сильных мира сего поставили на этого человека; невероятно, но мне думается, мы еще увидим, какие великие дела ему дадут совершить… По моим сведениям, ему со всех сторон подсовывают иногда очень странные проекты. И это лишь подтверждает, как важен этот человек для Ордена. А коль важен для Ордена, значит, Александр Васильевич, важен и нам, и мне в особенности…

Глеб Иванович вдруг плотно сжал губы, усмехнулся каким-то своим мыслям, но не стал распространяться и объяснять что-либо. Он еще не раз упомянет это имя, но при других обстоятельствах. Помолчав сколько-то минут, он вернулся к предыдущему: