Павел Федоров - Генерал Доватор (Книга 2, Под Москвой)

- Что ж теперь будет-то, зятек? Знаем, всем знаем, - ворчала мать. А ты меня в бок-то не пихай, - обернувшись к Зине, сказала она. - Ах, бессовестные, ах, негодники! Чего же это удумали, без родительского благословения...

- Да перестань ты! Вот ведь какая оказия! - вступился Никита Дмитриевич, поправляя на плече берданку. - Ты не слушай ее, комиссар... Он хотел было назвать зятя по-семейному, но не решился. - Она у нас известная командирша!

Старик что-то не договорил, схватил лопату и побежал рыть землянку.

- Ох, вояка! Нешто он мне не зять? Зять! Хоть и скоропалительный, а зять. Что хочу с ним, то и сделаю. На то я и теща!..

Ковалев растерянно улыбнулся.

- От попа да тещи не спрячешься и в роще... Так вот, дорогой зятенька, - продолжала Пелагея Дмитриевна. - Прибыли на твое иждивение и жену тебе доставили. Принимай.

- Милости просим, мамаша. Располагайтесь, как дома... У нас просторно под каждой елочкой. Но как вы здесь очутились? Почему не уехали в Покровское? А ты почему не улетела? - обращаясь к Зине, спрашивал Валентин.

- Погода, видишь, какая... Мы только проснулись, а танки уже в деревне, в окна из пулеметов бьют. Едва успели схватить кое-какие узлы, да через огороды - и в лес... Как все это случилось, я, Валечка, ничего не понимаю. - Зина подняла на него тревожно блестевшие глаза.

- Пока трудно сказать. Обыкновенная на войне история. Во всяком случае, ничего страшного.

- Как же, милый, ничего страшного? В деревне немцы, кругом немцы... Взгляд Пелагеи Дмитриевны выражал болезненное напряжение, на лбу резко углубились морщины. Она хоть и старалась внешне приободриться, но видно было, как растерялась.

В ее сознании все перепуталось и перемешалось. Вся налаженная и привычная жизнь полетела кувырком. Дочь неожиданно оказалась замужем и должна была куда-то лететь. Две другие находились бог знает где. Сама она бросила все свое хозяйство на произвол судьбы и неизвестно каким путем очутилась в лесу. Кругом стреляли пушки, а люди в касках ходили как ни в чем не бывало, валили лес, рыли окопы, о чем-то спорили, бранились, грызли сухари и даже смеялись. Пришел какой-то широкоплечий командир в бурке. За ним - целая толпа других, опутанных ремнями, с револьверами. У каждого в руках была карта.

Валентин вскочил и побежал туда. Он встал перед прибывшим командиром в струнку и козырнул. Тот протянул ему руку и улыбнулся.

- Кто это? Самый главный, что ли? - спросила Пелагея Дмитриевна у Зины.

- Командир полка, подполковник Осипов.

Зина как-то приходила в Сычи к Русаковой. Там она познакомилась с Осиповым. Да и Валентин немало рассказывал о нем.

- Наверное, очень хороший - гляди, руку подал, смеется.

- Очень хороший, мама, - подтвердила Зина. - Знаешь, у него жену и сына фашисты расстреляли. Одна дочка осталась, безногая. Бомбой оторвало...

- Господи! - Пелагея Дмитриевна тяжело вздохнула. - Как же это, и детей? Изверги проклятые...

- А ты думаешь, тебя бы они помиловали? Три дочери комсомолки, четвертая пионерка, а муж - член партии.

- Я - другая статья... А детишки-то, детишки-то тут при чем?

- Да ведь ты сама сказала, что изверги. Разве фашисты могут быть иными?

- А как зовут эту девочку? - спросила Ефимка. Она как-то сразу переменилась, притихла, повзрослела и смотрела на окружающих с встревоженным любопытством. Для нее открывался совершенно новый мир, страшный, неведомый, но, должно быть, очень интересный.

Пелагею Дмитриевну сообщение Зины ошеломило. Она негодовала, и вместе с тем странное и непонятное успокоение овладевало ею. Сообщение о несчастье других людей поглощало собственную беду и делало ее менее значительной.

- Зиночка, миленькая, узнай, пожалуйста, как ее зовут. Мы письмо напишем. Обязательно напишем.

В густом лесу было темно, сыро и холодно. Над деревьями повисло сумрачное, неприветливое небо. Под елками ютилось еще несколько семей. Это были местные жители.

Валентин Ковалев прошел по тылам противника Белоруссию, Смоленскую область, Калининскую, Московскую и всюду наблюдал одну и ту же картину народного бедствия. Под дождем, под снегом, в лютую стужу в лесах жили тысячи советских людей. Они собирали по ночам с собственных огородов мерзлую картошку, голодали, но не сдавались.

ГЛАВА 8

Антон Петрович собрал к себе в блиндаж всех командиров. Голос его звучал уверенно и громко:

- Блиндажи рыть глубже, накаты делать толще. Заставляйте людей работать, не смотрите, что они устали. Будете жалеть - погубите. Точки располагайте реже: меньшая будет поражаемость от артиллерии. Подпускать фашистов на верный выстрел. Не бойтесь близости. На случай прорыва я буду держать резерв.