Василий Минаков - Фронт до самого неба (Записки морского летчика)

— Держитесь! Скоро прыгать. Поможешь ему покинуть машину…

Но не проходит и полминуты, снова доклад:

— Я тоже ранен!

На этом связь со стрелками прекращается, замолкают и пулеметы. А пламя уже добирается до кабины, обжигает нам со штурманом руки, лицо. «Мессершмитты» расстреливают нас в упор. Меня тоже ранило в обе ноги. Левая плоскость от перегрева начинает с треском загибаться вверх.

Подаю команду:

— Экипажу покинуть самолет!

Лисечко выпрыгнул первым, через открытый им люк поток воздуха хлынул в кабину, пламя раздулось, все окутало дымом. Стрелки, по моим расчетам, тоже должны были вывалиться. Пора и мне, еще минута, и будет поздно.

Отстегнув привязные ремни, рванул на себя колпак — на счастье, он не был заклинен, — резко отдал штурвал и оказался снаружи.

Парашют раскрывать не тороплюсь, а то попаду под обломки своего самолета, да и «мессеры» расстреляют.

Наконец раскрываю, осматриваюсь. Подо мной два купола. А где третий? Значит, кто-то не смог покинуть машину…

Прикидываю: приводнимся метрах в восьмистах от Мысхако, туда и придется добираться, до противоположного берега много дальше.

Мысли перебивает рев «мессера», рядом проносится трасса. Перевожу взгляд вниз — товарищей тоже расстреливают стервятники.

"Мессершмитт" снова заходит на меня. Подтягиваю стропы, начинаю скользить и раскачиваться, чтобы сбить у него прицел.

Чем бы это закончилось, гадать не стоит, но вдруг появился спаситель наш «лаг».

А тут и вода. Лямки уже подготовлены для сброса.

Вынырнул, освободившись от парашюта. Теперь вся надежда на спасательный жилет. Порошок сработал мгновенно, жилет наполнился газом, но так же быстро и выпустил его. Оказывается, прогорел.

Сбрасываю бесполезный жилет. Заодно и шлемофон, кожаный реглан, ботинки, комбинезон. Осматриваюсь. Вижу, ко мне плывет Лисечко. Третьего не видно. Значит, расстрелян в воздухе…

Подплывает штурман:[132]

— Держись за меня! Ты что, ранен? Ничего, доплывем, отремонтируют в госпитале…

Плывем. На берегу появляются люди на мотоциклах. Неужели фашисты?

Доносится дробь автоматов. Точно, они!

Пули до нас не долетают, шлепаются метрах в двухстах. Немцы прекращают стрельбу, совещаются. Потом два мотоцикла: срываются с места. Минут через пятнадцать, смотрим, гитлеровцы подкатывают к берегу… противотанковую пушку.

— Ну, теперь достанут! Все же решили доконать нас, — вздыхает Лисечко.

— Ничего, Вася, — утешаю без особой уверенности, — не так-то легко им будет попасть. Цель-то ведь точечная.

Снаряды начинают бурунить воду.

— Слушай, штурман, давай рассредоточимся! Усложним задачу фашистам.

— Ты же ранен и без жилета. Возьми тогда мой!

— Не надо! — отказываюсь, зная, что Лисечко пловец не очень важный. Отваливай метров на триста.

Лисечко отплыл. Гитлеровцы стали обстреливать нас поочередно: несколько снарядов по штурману, столько же — по мне.

Добились своего гады! Рядом с Лисечко разорвался снаряд, Василий ушел под воду и больше не появился.

Остался я один. Поплыл в сторону противоположного берега. Боль в ногах часто заставляла отдыхать на спине. Не обращал внимания на снаряды. Кружилась голова, в ушах — звон. Подташнивало. Видимо, от потери крови. Главное — не потерять сознание, продержаться до темноты. А там подберут моряки, видели ведь, как мы спускались…

Фашисты не унимаются, бьют и бьют. Более пяти часов продержался. А в сумерках подобрал меня наш торпедный катер…"

О подвиге экипажа Осипова много говорили в полку. Восхищались стойкостью и взаимовыручкой отважных ребят; вспоминали подобные эпизоды. Особенно запомнился рассказ штурмана Алексея Зимницкого о случае, происшедшем в самом начале войны. [133]

Утром 25 июня 1941 года с аэродрома поднялось дежурное звено ДБ-3ф 2-го минно-торпедного полка 63-й авиабригады. Экипажам поставили задачу: нанести первый удар по складам и нефтехранилищам в румынском порту Констанца. Зимницкий был штурманом на машине, пилотируемой лейтенантом Мизаиром Абасовым. В полете неожиданно отказал мотор, новый, который поставлен был накануне.

Самолет стал терять скорость, высоту. Товарищи уходили все дальше и дальше. А на горизонте, подернутом легкой дымкой, уже просматривался румынский берег.

— Штурман, сколько до цели? — спросил Абасов.

— Километров шестьдесят — семьдесят.

— Пойдем на одном моторе со снижением, после бомбежки сядем в Измаиле. Дотянем?