Александр Мешков - Непридуманная история Комсомольской правды

— Да что вы… Дина вообще-то моя девушка. А Влад был, как вы знаете, женат. И жена его, Лада, была беременна. Не срастается ваша теория, — сказал я, умело пряча опасные, ехидные интонации.

— Успокойся, Володя. Угомонись! Видишь: он испуган! Закуришь, Саш? — спросил, поворачиваясь, нежно второй, «добрый» следователь, протягивая мне пачку сигарет. О! Боги! Как примитивно они это делают! Насмотрелись сериалов! Но от «закурить» я не отказался. Я бы и выпил. Но не предлагали. Хотя, по моим наблюдениям, судя по состоянию «сурового следователя», «у них с собою было». Не такой уж он и «добрый», этот второй.

— Тогда помоги нам, подскажи, как объяснить то, что, выйдя из твоей квартиры, Влад оказался мертвым, лежащим на подъездном козырьке? — спросил «добрый». — И почему ты не сказал, что, кроме тебя, Влада, Василия и Дины, была еще одна девушка?

— Потому что та, еще одна, пришла только на следующий день. После того, как я от вас вернулся!

— Но Василий сказал, что она была в вечер убийства.

Если честно, то и я не все помнил. В этот вечер ко мне много приходило разных друзей. Мелькают лица! Но кто? Я пытаюсь разобраться в открытках воспоминаний. Дева из маршрутки, брат ее. Кто-то выдул целый пузырек дорогого одеколона! Он стоял на полочке, в туалете. И теперь там пустая баночка. Кто выдул? Я бы мог этим одеколоном целый месяц мазаться и благоухать.

— У Василия — стресс! Пьяный стресс! — ору в панике я. — Если бы ваш друг погиб, вы бы и имя свое забыли. Мы хоть имена свои помнили.

— Ну, что ж, спросим у нее. Кто она? Фамилия? Имя? Адрес? — «добрый», как сок, следователь взял авторучку и придвинул к себе большую тетрадь.

— Я не могу сказать: она замужем, — потупился я. Эта девушка сказала, что она замужем. Мы замужних не сдаем!

— Што-о-а-а? Да ты, еб твою мать, сейчас в камеру пойдешь, к ворам, — напомнил громко мне на ухо «злой» следователь. Я напрягся, пытаясь вспомнить имя той, которой не было в квартире моей в момент гибели Влада.

— Но я правда не знаю, как ее фамилия. Мы с ней только пару раз встречались.

Если не для следствия, а для читателя: она сняла меня в маршрутке. Она там деньги собирала, кондукторила. Но сошла со мной на моей остановке, бросив свою работу («Стой! Ты куда, блять!» — услышал я вдогонку слова шофера маршрутки), и улеглась через пару стаканов в мою постель, скинув труселя: настолько я ей стал внезапно мил. Не поверите: я даже документы у нее не проверил.

— Людой зовут ее, — «вспомнил» я. — Она кондуктор в маршрутке. (О! Боги! И какие только не ходят ко мне девчата! И коварные проститутки, и честные студентки, и кондуктора, и кассиры, и продавцы женского белья, и санитарки, и овощеводы! Вот балерины и оперные певицы почему-то меня избегают. Боятся, что я изобличу их в фальши и подвергну наказанию.)

— Найдем! — пообещал «исполнитель джайва».

— Иди пока! — поджав в обиде губы, сказал «невыразительный, немодный пиджак». — Свободен. Пока свободен, журналист хуев… Я тебя наскрозь вижу! До скорого свидания. Кстати, сколько лет девчонке, которую я сегодня застал у тебя дома на диване?

— Девятнадцать! — нагло соврал я и густо покраснел.

— Смотри, Мешков! Я проверю! Ты у меня еще за совращение несовершеннолетних сядешь!

Я вернулся домой. Наташка, как самка Купидона, беззаботно лежала на диване, обнажив свои пухлые прелести, в той же развратной позе, в которой я покинул ее, когда за мной пришли менты, и манипулировала пультом телевизора. Мгновение словно остановилось, хотя прекрасным его не назовешь, хоть ты лопни.

— Они били тебя? — не глядя на меня, спросила Наташка, без интонации заботы и участия.

— Да нет. Только изнасиловали немножко, — ответил я безрадостно.

— Че, правда? — подскочила она в каком-то первобытном восторге.

— Успокойся. Ступай домой. Мне надо отдохнуть… — Я и правда страшно устал. Нервы были на пределе. К тому же она — несовершеннолетняя. А «этот» гад и вправду может проверить.

— Ой, да пожалуйста! — надула она и без того надутые, амарантовые губы. В мутное окно мое заглянула Вечность, уставшая от Жизни, и хмурый день, обезображенный омерзительным, тяжким общением, обидой и тоской, стал вдруг Прекрасен и Светел…

Мой друг, поэт, певец, шалопай, раздолбай и просто добрый и классный малый, Влад в тот страшный вечер пришел ко мне мириться. Мы до этого поругались из-за пустяка (он залез в мое отсутствие, без моей санкции с какой-то крошкой в мою квартиру и устроил там погром, выпив бутылку моей водки, осквернив пороком мою кровать и разбросав имущество по квартире, да при этом, зачем-то, разобрав на части мой пистолет «Вальтер»). Нет! Ну как вам это: превратить мой дом, этот храм разнузданной духовности, в развратный притон?! Мы целый месяц не разговаривали. Кстати, в качестве «мировухи» Влад принес «бухла» столько, что хватило бы на небольшую деревенскую свадьбу. Нет, тут я немного преувеличил: при нашем уровне потребления хватило бы лишь на небольшую свадьбу на хуторе.