Михаил Филиппов - Исаак Ньютон. Его жизнь и научная деятельность

Для оценки характера Ньютона и его взглядов на жизнь большой интерес представляет письмо, написанное им еще на двадцать шестом году жизни одному юному другу, отправлявшемуся в далекое заграничное путешествие. Советы Ньютона порой отмечены наивностью и незнанием жизни, но вместе с тем ярко характеризуют самого автора.

Скромность, рекомендуемая Ньютоном, иногда доходит до размеров унизительных, если не признать, что Ньютон, будучи почти социнианцем, в то же время принимал и теорию непротивления злу насилием. Так, Ньютон пишет: “Если вас оскорбили, то в чужой стране лучше всего промолчать или отделаться шуткой, даже с некоторым ущербом своей части, но никогда не мстить”.

Скромность и застенчивость Ньютона частью обнаружились в умственной сфере. Мы знаем, как долго не решался он публиковать своих открытий, как собирался уничтожить некоторые из глав своих бессмертных “Начал”. “Я только потому стою высоко, – сказал Ньютон, – что стал на плечи гигантов”. Как великий ум он понимал ничтожество известного по сравнению с областью неизвестного, он видел, что всякое новое открытие порождает новые вопросы, новые неизвестные величины. Незадолго до смерти Ньютон сказал: “Я не знаю, чем кажусь миру. Но самому себе я кажусь похожим на мальчика, играющего на берегу моря и радующегося, когда ему удается найти цветной камешек или более других красивую раковину, тогда как великий океан истины расстилается перед ним по-прежнему неисследованный”.

Доктор Пембертон, познакомившийся с Ньютоном, когда последний был уже стар, не мог достаточно надивиться скромности этого гения. По его словам, Ньютон был чрезвычайно приветлив, не имел ни малейшей напускной эксцентричности и был чужд выходкам, свойственным иным “гениям”. Он отлично приспособлялся ко всякому обществу и нигде не обнаруживал ни малейшего признака чванства. “Что всего замечательнее, – говорит Пембертон, – и что меня сразу очаровало и изумило: ни его весьма престарелый возраст, ни его всемирная слава не сделали его упрямым в своих мнениях. Мои замечания о его “Началах” он всегда принимал с величайшею добротою, и они не только не производили на него неприятного впечатления, но, наоборот, он всегда отзывался обо мне хорошо и публично выказывал мне свое расположение”.

Зато и в других Ньютон не любил высокомерно-авторитетного тона и особенно не терпел насмешек над чужими убеждениями. В таких случаях он бывал весьма резок. Однажды Галлей стал смеяться над религиозными мнениями Ньютона и хотел изобразить их в юмористическом виде, спрашивая Ньютона, верит ли он в “доадамовскую” землю. Ньютон сухо и резко возразил: “Я изучал эти вещи, а вы – нет”.

Наружность Ньютона не только не представляла ничего замечательного, но была довольно невзрачна, что вполне гармонировало с его характером, враждебным всему внешнему, показному, мишурному. Ему с внешней стороны было далеко до атлетических форм и красоты Леонардо да Винчи, он не обладал классическим профилем Гете или вдохновенной красотою Байрона. Ньютон был человек “не выше среднего”, по другим показаниям даже “небольшого” роста, в молодости был хорошо сложен, но к концу жизни потучнел. Глаза его выражали ум и проницательность и потускнели лишь в старости. Одевался Ньютон всегда просто, но без неряшливости. Только раз в жизни, выступая кандидатом в парламент, он надел шитый галуном профессорский мундир. Ньютон никогда не носил очков и до самой смерти имел густые волосы, которые, по тогдашнему обычаю, скрывал под париком; в последние годы жизни он потерял лишь один зуб. Манеры его были угловаты, и во время езды в коляске Ньютон имел привычку высовывать обе руки, как бы хватаясь за кузов.

Рассеянность Ньютона вошла в пословицу, и каждому известны относящиеся сюда анекдоты, из которых самым достоверным считается следующий. Однажды друг Ньютона, доктор Стюкели, пришел в его отсутствие, когда обед стоял на столе. Прождавши с час и потеряв терпение, гость приподнял тарелку и, увидев жареного цыпленка, съел его и положил обратно одни косточки. Вскоре возвратился Ньютон, который, поздоровавшись с гостем, сел обедать, но, сняв тарелку и увидев кости, воскликнул: “Однако как мы, философы, рассеянны: право, я думал, что еще не обедал”. Иногда Ньютон, встав по обыкновению рано, сидел целый час в постели не одеваясь и обсуждая какую-нибудь задачу.

Ньютон никогда не вел счета деньгам. Щедрость его была безгранична. Он говаривал: “Люди, не помогавшие никому при жизни, никогда никому не помогли”. В последние годы жизни Ньютон стал богат и раздавал деньги тысячами рублей; но и раньше, когда он сам нуждался в необходимом, он всегда поддерживал близких и дальних родственников. Впоследствии Ньютон пожертвовал крупную сумму приходу, в котором родился, и часто давал стипендии молодым людям. Так, в 1724 году он назначил стипендию в двести рублей Маклорену, впоследствии знаменитому математику, отправив его за свой счет в Эдинбург в помощники к Джемсу Грегори.