Михаил Энгельгардт - Чарльз Дарвин. Его жизнь и научная деятельность

Книга «О выражении ощущений у человека и животных» (1872) есть применение теории естественного отбора к такому на вид капризному явлению, как игра физиономии под влиянием различных ощущений. Некоторые выражения зависят от известных физиологических процессов и анатомических особенностей нашего тела; другие суть приспособления, унаследованные от далеких предков; третьи – остатки привычек, наблюдаемых у высших животных, сохранившиеся в полустертом, зачаточном виде, как сохранились некоторые рудиментарные органы.

Последняя книга Дарвина – «Образование растительной земли благодаря червям» (1881) – показывает нам, как мало значения имеет голая, не подкрепленная доказательствами и не примененная к миру явлений мысль. Еще в 1837 году он прочел в Лондонском геологическом обществе сообщение о влиянии земляных червей на образование почвы. Тем не менее, его книга, появившаяся более 40 лет спустя, возбудила изумление как нечто новое, неожиданное и поразительное. В ней он наглядно, путем опытов, измерений и вычислений показал, какую громадную работу проделывают над нашими почвами эти ничтожные существа и какое огромное значение имеют они для всего растительного мира.

Мы еще ничего не говорили об оценке заслуг Дарвина в официальном ученом мире. По мере того, как его теория распространялась и результаты обнаруживались в бесчисленных работах, в быстром преобразовании всех отраслей знания, – патентованные ученые, академические светила начинали снисходить к заслугам великого натуралиста. В 1864 году он получил высшую награду, какой может удостоиться ученый в академии: Коплеевскую золотую медаль. Собственно, еще годом раньше было сделано предложение почтить его этой медалью, но предложение не прошло, к большому негодованию, Лайеля. Медаль была выдана за геологические, ботанические и зоологические работы Дарвина; «Происхождение видов» было упомянуто при этом как заслуживающее похвалы вследствие «массы наблюдений, относящихся к образу жизни, строению, сродству и распространению животных».

В 1867 году Дарвину был пожалован прусский орден «Pour le mérite», учрежденный Фридрихом Вильгельмом IV для награды за ученые и литературные заслуги. Боннский, Бреславльский, Лейденский университеты избрали его почетным доктором; Петербургская (1867), Берлинская (1878), Парижская (1878) академии – членом-корреспондентом; множество ученых обществ различных стран – почетным членом; наконец, «aima mater» Дарвина, Кембриджский университет, избрал его почетным доктором прав (1877), и при этом обратился к нему с таким мудреным словом: «Ты, столь мудро объяснивший нам законы природы, будь нашим доктором законов!»

Характернее всего в этой постепенной оценке заслуг Дарвина отношение к нему академических ученых, в особенности – Парижской академии. Сила общественного мнения заставила ее против воли и скрепя сердце оказать почтение Дарвину. В шестидесятых годах его учение еще не было признано натуралистами. Но прошло еще несколько лет – результаты дарвиновской теории выяснились! Даже для врагов его стало очевидно, что этот человек – какова бы ни была дальнейшая судьба его теории – имел огромное возбуждающее значение, дал могучий толчок науке… Тем не менее академики упорствовали в своем игнорировании его заслуг. В 1872 году была сделана попытка избрать Дарвина членом-корреспондентом по секции зоологии, но академия предпочла ему зоолога Ловена. Один из академиков мотивировал это предпочтение тем, что «наиболее знаменитые сочинения г-на Дарвина – „Происхождение видов“ и „Происхождение человека“ – не имеют ничего общего с наукой, представляя массу произвольных, часто очевидно ложных гипотез», что писать такие книги – значит «подавать дурной пример, который уважающее себя ученое учреждение не может одобрить».

Вот что мешало признать заслуги Дарвина. Неблагонравие его смущало почтенных старцев. Их детский страх перед реформатором был так велик, что даже фактическая сторона его работ не могла пересилить его. В самом деле, независимо от своих теорий, он заслужил академическую степень уже одними фактическими исследованиями. Геология Южной Америки, коралловые рифы, монографии усоногих, оплодотворение орхидей и прочее – все это представляло такую массу новых фактов, которая должна была бы восхитить самого придирчивого ученого-кропотуна. Но великие идеи, смелые обобщения отравляли эту работу… Академия могла избрать своим членом ученого, который публично хвастался тем, что «за всю свою жизнь не высказал ни одной идеи, а только описывал и определял, определял и описывал», но как избрать человека, позволившего себе думать наперекор великому Кювье!