В. Огарков - Воронцовы. Их жизнь и общественная деятельность

Под указом стояло одно из зловещих тогдашних имен генерал-прокурора Обольянинова.

Пишель и Брогден были банкиры, через которых велись денежные дела посольства, и взыскание с них задержанных ими денег было возможно обыкновенным судебным порядком. Понятно, граф Семен Романович не был ни в чем виноват, и это внезапное и суровое решение, отнимавшее средства к жизни, поразило посла. Но объяснение и оправдание его по этому поводу не застало уже государя в живых. Посольский священник Смирнов 13 апреля 1801 года писал графу в Саутгемптон: “Успокойте, ваше сиятельство, дух ваш от временного беспокойства: Павел I отыде в вечный покой”... Новый государь немедленно отменил распоряжение покойного отца, и секвестр с имений английского посла, передававшихся уже, по распоряжению графа Александра Романовича, исправникам, был снят. Эту милость Александра I сообщил Семену Романовичу Пален, что, однако, не изменило отношения Воронцова к этому “подлому угоднику Зубова, делавшему и приносившему фавориту по утрам кофе”.

Молодой государь старался залечить раны прошлого. С жаром юноши набросился он на дела государственные, окружил себя молодыми и талантливыми помощниками, и, конечно, братья Воронцовы могли вздохнуть при нем свободнее: младший был утешен знаками внимания государя, а старший – Александр Романович – был вызван из своего уединения и вскоре занял пост государственного канцлера (8 сентября 1802 года). “Заживают раны от муки прежней”, – писал своему приятелю в Лондон после воцарения Александра I испытавший при Павле опалу старик Завадовский.

Вновь настала пора для братьев Воронцовых заявлять свои мысли и убеждения: молодой государь сначала их очень благосклонно выслушивал, причем братья не стеснялись в критике как минувшего времени, так и современных порядков и лиц, ими заведующих. В особенности Семен Романович сильно нападал на тогдашнего молодого деятеля, графа Н. П. Панина, заведывавшего иностранными делами и представлявшего собою антагониста братьям Воронцовым в политике. Вскоре Панин был смещен, и, как мы уже сказали, главенство, впрочем на весьма недолгое время, в управлении государственными делами принял Александр Романович.

В своих записках Воронцовы были откровенны, и, например, старший брат довольно ясно говорит о тяжелых Павловских временах и решительно утверждает, что Россия “никогда, к сожалению, устроена не была”. В своих политических взглядах братья, несмотря на то, что “воды много уже утекло”, оставались консервативны: по-прежнему они стояли за согласие с Англиею и недолюбливали Франции, в особенности “выскочки” Бонапарта, хотя уже недалеко было время, когда этот “выскочка” наполнил мир славою своих побед и из когда-то скромного офицера сделался сюзереном, раздававшим европейские престолы своим маршалам, родне и фаворитам, и гигантом, раздавившим в несколько недель все могущество Пруссии и Австрии.

Во внутреннем управлении Воронцовы по-прежнему стояли за коллективное обсуждение дел и прежнюю роль сената, какую он имел в Петровское время. Теперь, как и в прежние царствования, не было почти ни одного вопроса в государственном управлении, о котором бы не подавали своих мнений, проектов и записок братья Воронцовы. Партизаны союза с Англией, при помощи которого они желали развить морские силы России, Воронцовы интересовались положением морского дела на родине; зная хорошо Англию и ее морскую организацию, они в этом отношении были ценными советниками и участвовали в разработке вопросов о русском флоте. Между прочим, знаменитый адмирал Грейг, герой войны со Швецией, был их другом. В сфере военного дела, которое Семен Романович прошел в школе славного Румянцева, младший Воронцов был специалистом, и его записка “о способах лучшего устройства русской армии”, поданная Александру I, не утратила интереса и в настоящее время. Вообще как в этих, так и во многих других вопросах мнения Воронцовых отличались разумностью и самостоятельностью, выделявшими их из окружающей посредственности, и во всяком случае – основательным знанием трактуемого предмета.

Но брюзжащая и упрямая старость, отстаивающая с упорством убеждения, раз сложившиеся в уме, и с трудом поддающаяся новым веяниям, бывает плохою союзницею кипучей, порывающейся молодости, желающей испытать способы пересоздать по новым рецептам мир и восстановить в нем нарушенное нравственное равновесие. И братья Воронцовы испытали это вскоре по воцарении Александра I.