С другою племянницею – Елизаветою, жившею на половине великой княгини, – у канцлера было тоже горе. Дядя пытался выдать ее замуж, но этого сделать не удалось. Вообще говоря, положение Михаила Илларионовича в отношении к “малому” двору (то есть к чете наследника престола) было странное. Сестры Елизавета и Екатерина, его племянницы, являлись антагонистками: интересы первой связывались с успехами Петра III, а другая, ненавидя Елизавету за ее “фортуну” и желая устроить свою собственную, стала страстным и энергическим бойцом за права великой княгини. Но следует сказать, что Михаил Илларионович в отношении к “малому” двору держал себя в высшей степени тактично, хотя мог бы, как это делали другие временщики, вести себя с большим гонором; напротив, он всегда действовал мягко и старался улаживать возникавшие недоразумения между императрицею и великокняжескою четою. Может быть, этому тактичному поведению в дворцовом деле Михаил Илларионович обязан тем, что и в последовавшие два царствования он все-таки играл известную роль, и Екатерина II к нему относилась милостиво.
Племянника Александра Романовича канцлер, при посредстве французского посланника Лопиталя, сначала поместил в школу “chevaux legers” [4], в Версале. По возвращении оттуда 20-летний Воронцов был сначала определен в Вену поверенным в делах, а затем – полномочным послом в Голландию и наконец, в 1762 году, этот юноша, которому едва только исполнился 21 год, был уже полномочным русским посланником при могущественной европейской державе – Англии!
Вся родня канцлера Воронцова, конечно при энергическом посредстве его самого, была облагодетельствована покровительствовавшею этой фамилии государынею. Брат канцлера Роман был генералом и сенатором, а Иван Илларионович (предок нынешних графов Воронцовых-Дашковых) – президентом вотчинной коллегии. Но дни императрицы Елизаветы, пролившей столько благодеяний на Воронцовых и царствование которой являлось кульминационным временем их могущества, были сочтены: она скончалась 25 декабря 1761 года. Смерть ее, конечно, была сильным ударом для Воронцовых, потерявших в ней свою добрую фею. Память о благодетельнице-государыне у всех знавших ее представителей этой семьи была окружена священным ореолом. Это поклонение покойной проявлялось даже в мелочах: например, на связках писем усопшей государыни, писанных к Михаилу Илларионовичу, рукою последнего изображено: “Письма дражайшиz руки Е. И. В.”. Эта короткая надпись говорит о многом, и, вероятно, не одна слеза верного раба и слуги упала на эти пожелтевшие от времени связки!
Воцарился Петр III, и благодаря его благоволению к Елизавете Воронцовой положение семьи последних пока не ухудшалось; напротив, Роман Илларионович, участник забав государя, быстро пошел в гору, получив чины, ордена и богатства.
Но, как известно, все, окружавшие царственную чету, чувствовали себя нехорошо, – в воздухе слышалось приближение грозы. Михаилу Илларионовичу было, вероятно, не лучше других, так как к общим причинам беспокойств у него прибавилось и личное горе: единственная дочь канцлера, на которой сосредоточены были привязанности родителей, вышедшая замуж за графа Строганова в начале 1758 года, была несчастлива в замужестве и скоро разошлась с супругом, опечалив любящего отца. Она умерла бездетною, немногим пережив канцлера. Вероятно, неудачи в собственном семействе и отсутствие мужского потомства заставили дядю еще более заботиться о племянниках, вполне впоследствии оправдавших его попечения.
Советы и указания Михаила Илларионовича племяннику Александру Романовичу в то время, когда тот поехал учиться во Францию, а затем состоял посланником, указывают на родственную заботливость, большой здравый смысл канцлера и его знания тогдашних политических обстоятельств. Вместе с тем как в этих письмах, так и в его посланиях к дочери проглядывают интересные бытовые черты современности.
Умеренный в личных расходах и принужденный много тратить лишь по высокому званию канцлера на “трактаменты” и представительство, Михаил Илларионович не упускал случая пожурить племянника за большие расходы и постоянно давал ему советы насчет “умеренности и аккуратности”. В особенности, по его мнению, была уместна скромная жизнь в Голландии... “Там народ, – писал Воронцов племяннику, – весьма сребролюбив и генерально все скупы: в сем случае вы им можете подражать!” Обращает на себя внимание заботливость дяди о том, чтоб его племянник читал по-русски и не забыл родного языка за границей.
Читать дальше