Евгений Соловьев - Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Благодаря вмешательству Сильвестра и близких ему порядок был скоро восстановлен. Народ успокоился, Грозный как бы переродился. “Государь изъявил попечительность отца о бедных, о чем накануне он и не думал совсем. Были приняты меры, чтобы никто не остался без крова и хлеба. Виновники бунта наказаны не были; сам царь, “умиленный”, чтобы торжественно утвердить перемену в правлении, уединился на несколько дней для поста и молитвы. Он созвал святителей, каялся в грехах своих и, успокоенный духовенством в делах совести, причастился Святых Тайн. Мало того: было приказано, чтобы со всех городов России прислали в Москву людей выборных, всякого чина и собрания, для важного дела государственного”.

“Они собрались – и в день Воскресный, после Обедни, Царь вышел из Кремля с Духовенством, с Крестами, с Боярами, с дружиною воинскою, на лобное место, где народ стоял в глубоком молчании. Отслужили молебен. Иоанн обратился к Митрополиту и сказал: “Снятый Владыко! знаю усердие твое ко благу и любовь к отечеству: будь же мне поборником в моих намерениях. Рано Бог лишил меня отца и матери, а Вельможи не радели о мне: хотели быть самовластными; моим именем похитили саны и чести, богатели, неправдою теснили народ – и никто не претил им. В жалком детстве своем я казался глухим и немым: не внимал стенанию бедных, и не было обличения в устах моих! Вы, вы делали, что хотели, злые крамольники, судии неправедные! Какой ответ дадите нам ныне? Сколько слез, сколько крови от вас пролилося? Я чист от сея крови! А вы ждите суда Небесного!”... Тут Государь поклонился на все стороны и продолжал: “Люди Божии и нам Богом дарованные! молю вашу веру к Нему и любовь ко мне: будьте великодушны! Нельзя исправить минувшего зла: могу только впредь спасать вас от подобных притеснений и грабительств. Забудьте, чего уже нет и не будет! Оставьте ненависть, вражду; соединимся все любовию Христианскою. Отныне я судия “ваш и защитник”. – В тот же день он поручил Адашеву принимать челобитные от бедных, сирот, обиженных, и сказал ему торжественно: “Алексий! ты не знатен и не богат, но добродетелен. Ставлю тебя на место высокое, не по твоему желанию, но в помощь душе моей, которая стремится к таким людям, да утолите ее скорбь о несчастных, коих судьба мне вверена Богом! Не бойся ни сильных, ни славных, когда они, похитив честь, беззаконствуют. Да не обманут тебя и ложные слезы бедного, когда он в зависти клевещет на богатого! Все рачительно испытывай и доноси мне истину, страшася единственно суда Божия”.

Жизнь двора резко переменилась. Замолкли шуты и льстецы. Опираясь на избранную раду и подчиняясь ей, Иоанн водворял порядок в своем царстве. Опять мы не знаем, из кого, собственно, состояла избранная рада; доверяясь же Курбскому, можем сказать, что во главе ее стояли Сильвестр и Адашев, принявшие в свой союз не только митрополита, но и много других мужей опытных и добродетельных. Избранная рада, вероятно, и управляла государством. Почему же не сам Иоанн?

Прежде всего спросим себя, где мог он научиться делам правления? Ему было только 17 лет, и раньше государственными делами он никогда не занимался. Почему было знать ему, что там-то худо, там-то следует исправить? Когда, по старорусской привычке, в предшествующий период к нему являлись с жалобами и просьбами, он сердился, выходил из себя и страшно наказывал дерзновенных, осмелившихся обращаться к нему лично. Допустить, что он вдруг, по наитию, постиг все тайны управления государством, – дело мудреное и маловероятное, тем более что и впоследствии Иоанн особой прозорливостью не отличался, а действовал наугад; нельзя одинаково приписывать слишком большую роль и Анастасии. Имя ее Карамзин постоянно украшает эпитетом добродетельной. Но между добродетелью личной, выражавшейся в том, что царица раздавала милостыню, разъезжала по монастырям и усердно молилась мощам и святителям, и добродетелью государственной как заботе о благе общем, как защите интересов меньшего и униженного – разница немалая. Предположить в московской боярышне государственную мудрость – значит сделать вещь очень рискованную. Самое же важное то, что до появления на сцену Сильвестра и избранной рады Анастасия ровно никакой роли не играла. Ни ее благочестие, ни ее добродетель не оказывали на Грозного ни малейшего влияния, и началось-то оно вместе с влиянием избранной рады. Это слишком существенный факт, чтобы упускать его из виду.

Поэтому, не опасаясь крупной исторической ошибки, можем сказать, что тринадцать лет царствования Иоанна (1547 – 1560) носят лишь имя его.