В дореформенной России никогда не существовало того согласия, единения земли, как совокупности свободных народных общин, и власти, как охранителя порядка и внешней безопасности, о которых так много говорили старые славянофилы. В Московском государстве население также разделялось на высшие и низшие слои крепостничеством и приказным правлением. Пирамидальное строение общества теперь обозначается резче. Правовые и имущественные неравенства усиливаются различием в степени и типе культуры. В высшие классы проникли чужеземные понятия, нравы, обычаи, новые начала образованности и общественности, ничего не имеющие общего с народным миросозерцанием и укладом народной жизни. Население городов быстро увеличивалось развитием торгово-промышленных и административных центров. Основание столицы на окраине, близ моря, в отвоеванной от шведов области, положило начало новому периоду в русской истории.
Государственный строй, приспособленный к военным действиям, постепенно реорганизуется. Процесс раскрепощения сословий тянулся полтора века. Реформа Петра подверглась оценке прежде всего с точки зрения привилегированного класса. Эпоха преобразований рисуется в его воображении в самом мрачном свете. Представитель благородного дворянства (архив князя Воронцова) так смотрит на деятельность Петра: “Петр был гениален, полон энергии, стремился к улучшению, но у него не хватало воспитания сдерживать свои порывы. Полный насилия, деспотизма, он обращался со всеми, как с рабами. Считать Петра за творца России было бы самым грубым заблуждением; его творение не более как “мнимое”. Знаменитая княгиня Дашкова в своих записках говорит: “К чему было посылать знатных людей за границу учиться ремеслам и делать из дворян каких-то садовников, кузнецов, рудокопов? Если нуждались в рабочих руках, то каждый дворянин охотно послал бы за себя трех-четырех человек своей дворни”. Мало-помалу дворяне освобождаются от обязательности государственной службы. Жалованная грамота 1785 года завершила дворянскую эмансипацию. Писатели того времени указывали и на другие недостатки реформы. В старом быту, в упраздненных порядках, находили много положительных сторон (Болтин); подражание Западу осмеивалось в его крайностях (Новиков); повреждение нравов в России приписывалось новому строю жизни. Но заслуги “великого в монархах и человеках” не отрицались. Князь Щербатов, делая примерное вычисление, “во сколько бы лет при благополучнейших обстоятельствах могла Россия, сама собой, без самовластия Петра Великого, дойти до того состояния, в котором она ныне есть, в рассуждении просвещения и славы” – приходит к выводу, что только – в 1892 году. В XIX веке реформа обсуждается в связи с вопросом о значении государственного начала и последствиях западных влияний на русскую жизнь. Славянофилы доказывают, что преобразования совершенно исказили характер наших частных, семейных и общественных отношений. “Государство совершает переворот, – говорит К. Аксаков, – разрывает союз с землею и подчиняет ее себе, начинает новый порядок вещей~ Изменяя земле русской, народу, государство изменяет и народности”. И. Киреевский устанавливает два типа цивилизации: “Одна образованность есть внутреннее устроение духа силою извещающейся в нем истины, другая – формальное развитие разума и внешних познаний”. Первая принадлежит русской национальности, вторая – достояние Запада. До Петра государство не было признано всенормирующей силой: “государственной власти отведен свой определенный круг деятельности, за пределами которого начиналось господство земли, земство”. Петербургский период – по представлениям славянофилов – представляет насильственное сочетание особых культурных типов, России и Европы, двух разнородных миров.
Исходной точкой суждения о реформе долгое время служило убеждение в возможности крутых и внезапных переворотов, не подготовленных всем предыдущим ходом истории. Крупная фигура Преобразователя стояла в центре событий, привлекала к себе всеобщее внимание. В идеологических построениях славянофилов он приобретает чисто символический смысл; в глазах практических деятелей – значение творящей воли, сознательно, преднамеренно действующей, спасительно для одних, губительно для других. Отсюда “взгляд на Петра Великого как на какого-то чуть не Робеспьера~ упреки в том, что он был антихрист, заклятый иностранец и нестерпимый тиран”; Петровский период представляется каким-то переломом в русской жизни, неожиданным, беспричинным, как будто упавшим в неба.
Читать дальше